Джон Майерс - Серебряный Вихор

Царице это понравилось. Выражение ее лица не смягчилось, но сделалось менее холодно.

— Милый мальчик, — промурлыкала она, — милый. Ты многое понимаешь. А что ты еще умеешь? И тут Луций подмигнул ей. Я забеспокоился.

— Мы научили его подмигивать всем женщинам, — промямлил я.

Меня позабавило убийственное равнодушие, с каким она отнеслась к Голиасу, но, когда настал мой черед, мне стало не до шуток. Властность и ум, выражавшиеся в ее взгляде, сочетались с редкостной чувственностью. Именно эта гремучая смесь и заставила меня вдруг осознать, что меня она вряд ли считает мужчиной. Кровь бросилась мне в лицо — и тогда удовлетворенная Семирамида вновь обратилась к Джонсу:

— Не думаю, чтобы ты подмигивал всем женщинам подряд. Для этого ты слишком умен.

Луций кивнул в знак согласия. Царица довольно захихикала и погладила белое пятнышко на его плече.

— Это сердечко свидетельствует о твоих больших способностях. Но ты не должен растрачивать свой дар на безучастных простушек. — С этими словами Семирамида принялась поглаживать ему бок. — Не многие из нас умеют ценить силу. А силы тебе не занимать.

По телу Луция пробежала сладострастная судорога. Этого я потерпеть уже не мог. Я даже не подозревал, что могу быть настолько шокирован, и едва не взорвался от возмущения.

— Лучше бы вам отойти в сторонку, — предупредил я царицу, — этот осел лягается. — Она звонко рассмеялась; осел радостно вторил ей своим криком.

Я почувствовал, что краснею, и вконец разозлился. Я уже не в состоянии был владеть собой.

— Черт побери! Прекрати сейчас же, Луций! — заорал я и, поймав конец веревки, попытался оттащить осла в сторону. Он упирался, и тогда я решил воздействовать убеждением.

— Я, конечно, понимаю, что вы, наверное, сгодитесь ничуть не хуже, а осел везде рад найти удовольствие, он своего не упустит. Но так дело не пойдет — поймите, ведь это уж ни в какие ворота не лезет.

— А вот это мы сами выясним, — улыбнулась царица.

Ее бесстыдство привело меня в ярость.

— Нет, вы отстанете от него, — теперь взревел уже я, — это наш ишак!

— А ему хочется стать моим, — возразила она. — Купить мне его у вас или так забрать — что вы предпочтете?

— Навряд ли у вас хватит средств, — вставил Голиас, — он очень дорого стоит, и веревка к нему не прилагается.

— Назовите цену, и я удвою ее. — Семирамида повернулась и кивнула придворному, который, видимо, ведал ее казной. — А веревка мне и не нужна. Он сам пойдет за мной.

Я понимал, что царица права, и впал в отчаяние. Скотство — ничто в сравнении с теми последствиями, которые из него вытекают. Джонс был моим другом, и теперь он сам себя приговаривал к тому, чтобы остаться ослом на всю жизнь.

Я подавленно наблюдал, как Голиас достает свой нож. Луций нетерпеливо повернулся к нему. Теперь он стоял мордой к лесу, хвостом к дороге. Голиас срезал веревку и, раскрутив ее в воздухе что было силы, хлестнул осла по спине. Луций взревел от боли и ринулся вперед, а Голиас вслед за ним.

— Помни о Гермионе! — кричал он ему, нанося удар за ударом. — Беги, если хочешь увидеть ее вновь!

Возможно, наказание умерило похоть, да и смысл слов Голиаса дошел наконец до Луция. Он опрометью понесся к реке. Я пустился вдогонку за Голиасом. В провожатых мы не нуждались.

Семирамида взвизгнула, и, оглянувшись через плечо, я увидел, что она опять взобралась на слона. Слоны, верблюды, лошади — все кинулись за нами в погоню. Трубные звуки, фырканье и ржанье доносилось сквозь треск ломаемого леса.

Теперь я уже улепетывал не ради Джонса, но ради спасения собственной шкуры. Однако от приятелей отставал на глазах.

— Джонс, принюхайся! Где река? — выдохнул на бегу Голиас.

Джонс поскакал впереди. Мы спешили вслед, продираясь сквозь густые заросли поймы. Бежать было тяжело; но, к счастью, топкая почва затруднила погоню. Слоны и верблюды увязали в тине, и даже лошади проваливались по колено. Спасительное препятствие помогло нам оторваться от преследователей. Мы добежали до реки. Луций в страхе замер на крутом берегу. Голиас пнул его ногой (в лесу он выронил веревку):

— Ступай, черт возьми! Спускайся к воде! Мы проскользнули сквозь колючие заросли, увитые лозой.

— Держитесь поближе к берегу, — поучал нас Голиас. — И пригните головы. Это наш единственный шанс… Нет! — воскликнул вдруг он, когда мы, пробравшись сквозь кусты, оказались на самом краю обрыва. — Смотрите, вон там плот. Шендон, у тебя за спиной пантера… Отчаливаем!

Отвязав канат от корня дерева, я прыгнул на плот. Голиас успел уже оттолкнуться, и я немного промахнулся. Поднырнув поближе, я забрался на борт. С берега доносились голоса наших преследователей. К счастью, они были слишком ленивы, чтобы спешиться. Точно так автомобилисты не желают вылезать из машины, чтобы топать на своих двоих. Семирамида и ее спутники спешно высматривали пологий спуск, по которому четвероногие могли бы выбраться к реке.

— Спрячь Луция в шалаше! — выпалил Голиас. На другом конце плота громоздилось строение, очертаниями напоминавшее вигвам. Оно было сколочено из досок и казалось крепким, но недостаточно объемистым для того, чтобы вместить ишака средних размеров. Луций угрюмо опустил уши.

— Он там не поместится.

— Поместится. А как же иначе? Давай-ка, Шендон!..

Луций раздраженно помахивал хвостом. Голиас легонько кольнул его ножом в круп и тут же отскочил. Осел брыкнулся, и я, крепко ухватив его более слабые передние ноги, дернул их на себя. Одновременно Голиас сильно толкнул его, и осел грохнулся на бок. Луций и опомниться не успел, как мы схватили его за хвост и за уши и вцепились в гриву. Встать он не мог, брыкаться не решался, и нам удалось впихнуть его в шалаш.

— Если плот не развернется так, что мы станем мишенью, — сказал Голиас после того, как и мы втиснулись в шалаш, — нам нечего опасаться.

В одной из досок был круглый глазок. С трудом изогнувшись, я взглянул сквозь него. Течение вынесло нас на середину реки. Расстояние между нами и нашими врагами увеличилось, но теперь они могли нас видеть. Вскоре свирепые крики возвестили, что плот замечен. Прежде чем они решились на что-нибудь, появилась Семирамида. Стоя во весь рост на голове слона, она визжала:

— Стреляйте! Стреляйте! Упустите только — всех казню!

Слуги повиновались. Иные стреляли с места, едва успевая вытаскивать стрелы из колчана и натягивать тетиву. Иные скакали вдоль берега и посылали стрелы, поравнявшись с нами. Некоторые, подъехав к обрыву, бросались в воду вместе с лошадьми. Видимо, они плохо представляли, что такое глубоководные реки. Или же Семирамида казалась им страшнее любой стихии.. Лошади их тонули, не в силах справиться с течением. Свист стрел действовал мне на нервы.