Джон Майерс - Серебряный Вихор

— Слух у рыбок нежный, — согласился он, — чего не скажешь об их ртах.

Рыболов рад был возможности порассуждать. Он присел на берег.

— Сказать по правде, друг мой, у одних рыб жесткие рты, у других — нет. Рыбная ловля тем и хороша, что Творец позаботился о разнообразии. Так, например, у головлей, усачей, карпов и пескарей рты жесткие, будто кожа. А вот щука, окунь или форель срываются с крючка, если рыбак не имеет сноровки. Но если вы (а ваши слова допускают и такое толкование) намекаете на то, что крючок ранит рыбам рот, возражу вам: еще не от одной из них никто не слышал ни единой жалобы. Во имя избежания двусмысленностей, я могу допустить, что ваше предложение правдоподобно. Возможно, рыбы наделены ощущениями, но не менее возможно, что ощущениями наделены и деревья. Ведь не зря же считалось, что каждое дерево имеет душу — прекрасную дриаду, которая страдает и умирает вместе с ним. А ведь они не обладали красотою нимф, которые от любивших их богов породили племя героев и удильщиков. Не могли бы вы мне ответить на один вопрос?

— Да, но, пожалуй, не так обстоятельно.

— Не всякий предмет достоин пространной речи. — Удильщик снова улыбнулся. — Поклонники далеко не всякого увлечения обладают досугом, чтобы обсуждать свой предмет. Можно даже утверждать, что они не имеют способностей к рассуждению. В противном случае они все бы склонились к занятию рыбной ловлей. И это возвращает нас к моему вопросу. Отчего человек, наделенный, бесспорно, немалыми умственными талантами, предпочитает бегать, кричать, взрывать порох, загрязняя окружающую среду, проливать кровь и будоражить всю лесную округу, вместо того чтобы предаваться куда более утонченному способу охоты, находящемуся у него под боком?

— Чтобы подстрелить куропатку, вовсе не требуется ни бегать, ни кричать, — возразил Голиас, — и я не усматриваю ни малейшего несходства в наших пристрастиях.

— Почему же, милейший Охотник? Неужели вы не видите разницу между грабителем, который нападает на вас сзади и проламывает голову, чтобы отнять кошелек, и жуликом, которому удается выманить ваши денежки только в том случае, если он хитрее вас? Даже по духу охота не идет в сравнение с рыбной ловлей. Пуля, стрела, охотничья собака совершают насилие над своей жертвой. Рыбка же свободно выбирает, глотать ей крючок или нет. А ведь сделать крючок привлекательным — это тоже искусство.

— У вас интересная точка зрения, Рыболов, — согласился Голиас, — но ведь не стоит никакого труда поймать в Лонг Ривер бычка. Он хватает любую наживку.

— Бычка! — Удильщик был потрясен. — Да ни один уважающий себя рыболов не станет ими заниматься. Уверен, что даже шеф-повар Трималхиона не состряпает из бычков мало-мальски съедобное блюдо. Давайте оставим этот спор, и позвольте поймать мне для вас такую рыбу, вкус которой показался бы отменным даже самому заядлому удильщику. Я подстерегал здесь щуку, но у вас, наверное, нет необходимых специй, чтобы приготовить ее как должно. Но давайте проплывем вниз по реке еще немного, и я поймаю для вас окуня.

Его слова не оставили меня равнодушным.

— Я готов отправиться вместе с вами, мистер Рыболов, — заявил я. — Даже один, без Голиаса.

— Садитесь на плот, — пригласил Голиас, — поплывем вместе.

— Благодарю за любезность, — отвечал Рыболов. Он сошел с берега и забрался на палубу. Я положил его удочку в шалаш, чтобы Луций не наступил на нее, и мы отчалили. Стремнина оставалась в стороне. Из-за жары нам лень было орудовать шестами, и наш плот тихо плыл по мелководью. Но, как и мы, наш пассажир не торопился. У него оказалась при себе трубка, и он влился в нашу с Голиасом компанию.

— Этот плот пригоден только для рыбаков и прочих философов. И потому я склоняюсь к выводу, что вы тоже не чужды мудрости, — проговорил Рыболов. — И если у вас хватило рассудительности внять моему превосходному совету, я отважусь дать вам еще один.

— Какой именно? — спросил Голиас.

— Так как мы еще не скоро доберемся до берега, где я предполагаю рыбачить, не лучше ли будет занять себя пением песен?

— Но понравится ли это рыбкам с их нежным слухом? — вставил я. Рыболов рассмеялся.

— Я не Арион, чтобы зачаровывать рыб, но в моих песнях нет ничего оскорбительного. В них не содержится никаких непристойностей, ни прочих неподобающих материй, и потому их можно петь любому слушателю. Кто из вас начнет?

— Нет-нет. — Голиас плавным жестом указал на него рукой. — Вы наш гость, вам и начинать. Не возражаете?

— Отнюдь, — заверил его Рыболов. — После ловли рыбы первое удовольствие для меня — сочинять песни. Но петь об ужении рыбы — двойное удовольствие. Сейчас я вам спою именно такую песню.

Ловля рыбы — путь ко благу:

С чистою душой Окунать уду во влагу —

Есть ли путь другой?

Пробираться вдоль реки тропкой неприметной:

Ждут там щука и лосось в заводи заветной;

Леску ловко размотать и закинуть в воду —

Только так и стоит жить, возлюбив свободу.

Разум — быстрая протока:

Мысли, как форель,

В тень скрываются глубоко,

Огибая мель.

Не приманит их к себе, гибких и сверкающих,

Твой пустой крючок, коль наживки нет:

Лишь искусство рыбарей, дело свое знающих,

Вытащить поможет их на Божий свет.

— Да, теперь я вижу, что вы удите рыбу вполне глубокомысленно, — заметил Голиас. — И мне нравится, что вы вкладываете в песню всю душу. Я также спою о реке, об этой реке. Не обойду вниманием и рыбалку.

Вниз по течению один только брод,

Но его перейти нельзя.

Здесь подстерег Фердиада тот,

С кем были его друзья.

Окрасилась алой кровью вода —

Сама Морриган явилась сюда,

А река стремится на юг.

Зимой рыболова у бережка

Греет из фляжки глоток.

Броня ледяная прозрачна, крепка:

А ну-ка, еще рывок!

Корягу вытянет, но с трудом —

Сом подо льдом шевелит хвостом,

А река стремится на юг.

Зеркальная гладь недвижна, ясна;

Безмятежность со всех сторон.

Всадник промчался — взбурлила она,

Заискрилась — и снова в сон.

Ничто дремоты не возмутит —

Отраден простора широкого вид,

А река стремится на юг.

Дракону клад уберечь не дано.

Но вырвать богатство из женских рук

Вздумал родич, ныряя на дно,

Где затонул сундук.

Нырнул один, а за ним — другой:

Сомкнулись волны — тишь и покой…

А река стремится на юг.

— Замечательная песня, — зааплодировал Рыболов. — С рекой, безусловно, связано столько историй, которые полезно изучать в свободные от рыбалки месяцы. Однако, по счастью, таковых у меня не бывает. Теперь ваша очередь, — кивнул он мне.

— Я не знаю ни одной подходящей песни, — возразил я.

Рыболов взглянул на меня, как на школьника, не затвердившего урок.