Джон Марко - Нарский Шакал

Этим утром на склонах холмов лежал густой туман. Ричиус взирал на него с искренней печалью: он оставлял за собой бескрайние просторы Таттерака, меняя их на давящие леса долины Дринг. Это чувство усугублялось тем, что проводником Ричиуса стал человек, некогда поклявшийся его убить. Прошло меньше года с тех пор, как он покинул то место, дав себе слово больше никогда не возвращаться. Бывали моменты, когда кошмары той кампании казались такими же свежими и живыми, как воспоминания о вчерашнем дне. Будет трудно заставить себя вновь переносить все это. Но нельзя забывать, что у него в нынешней войне есть ставка.

Весь первый день Дьяна не открывала дверцы своего экипажа. Она оставалась внутри, даже когда дождь перестал и можно было подышать свежим воздухом. Ей захотелось остаться наедине со своими мыслями и не слушать негромких разговоров своих спутников. Тарн сказал правду: она словно замкнулась. Только во время остановки на ночлег она вышла из кареты, поспешно облегчилась в лесу и приняла от Фориса какую-то еду. Она не удосужилась взглянуть на Ричиуса, который тем вечером ел в обществе своего коня. Он спал в стороне от Фориса и его воинов, под грязным одеялом и непрекращающимся грустным дождем.

Той ночью на фоне стрекотания сверчков и шума дождя Ричиус слышал тихий плач дочери, доносившийся сквозь тонкие стенки кареты. Положив голову на размякшую землю, он наблюдал за гибким силуэтом Дьяны – она приложила малышку к груди. Во мраке ее тень принесла ему успокоение, и его одиночество стало не таким острым.

На второй и третий день дождь усилился, а на четвертый дорога стала напоминать болото. Они уже добрались до границы долины Дринг – в области, известной как лес Агор. Ричиус знал, что этот лес является тем самым злополучным участком земли, из-за которого много лет враждовали Кронин и Форис. Поэтому его не удивило застывшее лицо военачальника, когда они оказались здесь. Для Ричиуса это стало единственным поводом для веселья с момента их отъезда из Фалиндара. Он терпел отрывистые приказы Фориса не отставать и страдал от постоянного недостатка сна. Огонь, оказавшийся гораздо более норовистым, чем остальные лошади, легко выдерживал заданный темп и ни разу не оступился – даже когда собственный конь Фориса с трудом преодолевал раскисшую дорогу.

Каждый вечер совершался один и тот же надоедливый ритуал. Они разбивали лагерь, разжигали костер, и воины готовили нехитрый ужин. Дьяна оставалась в своем экипаже и только иногда чуть приоткрывала дверцу, чтобы подышать свежим воздухом – Она не разговаривала ни с кем, кроме Фориса. Ричиус клал себе на тарелку малоаппетитное варево, потом садился вдалеке от остальных, рядом с Огнем. А военачальник со своими людьми пил, хохотал – и демонстративно его игнорировал. И все это время Ричиус украдкой поглядывал в сторону экипажа, надеясь увидеть знак от Дьяны – и не получая его. Это досадное обстоятельство выбивало его из колеи, и на пятый день чаша его терпения переполнилась.

Наконец выглянуло солнце. Лес Агор уже остался позади, и общее настроение путников поднялось. Дьяна даже открыла настежь дверцу кареты, чтобы впустить в нее солнечный свет. Они уже находились в долине Дринг, и скалистые просторы Таттерака стали далеким воспоминанием. Еще два дня – и они будут в замке Дринг. Ричиус решил, что наступило время действовать.

Форис и его воины ехали впереди, перед каретой Дьяны. Военачальник что-то говорил, то и дело указывая в разные направления. Слушатели были увлечены его рассказом, и, похоже, даже кучер к нему прислушивался. Что ж, это весьма удобный момент подобраться поближе, подумал Ричиус и направил Огня вдогонку карете, дабы пойти вровень с ней. Глядя прямо перед собой, он несколько раз кашлянул. Дьяна полулежала на сиденье, держа Шани на руках. Увидев всадника, она придвинулась к открытой дверце.

– Ричиус, – прошептала она, – что ты делаешь?

– Я? – лукаво молвил он, не отрывая взгляд от дороги. – Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос.

Кучер услышал его и обернулся. Ричиус одарил его улыбкой, и тот принял прежнее положение.

– Тебе не следовало со мной заговаривать, – предостерегла его Дьяна. – Тебя может заметить Форис.

– Ну и пусть замечает. Ты ведь должна учить меня трийскому языку, не так ли? Ему это известно.

Дьяна задумалась.

– Не сейчас, – сказала она, немного помолчав. – Возможно, когда мы приедем в Дринг. Когда сможем быть одни.

– Почему ты меня не замечаешь? – прямо спросил Ричиус.

Ему понравилось, как холодно и четко прозвучал его вопрос, от чего Дъяна покраснела. Она стала теребить одеяльце Шани, притворяясь удивленной.

– Это не так! – выпалила она.

– Нет так. Я не видел тебя уже много дней. Почему?

Теперь их разговор услышал Форис и бросил через плечо хмурый взгляд, который Ричиус безмятежно проигнорировал.

– Ты на меня сердишься?

– Нет, – помотала головой Дьяна, – не сержусь. Но пойми, я не могу тебе объяснить.

– Дело в Тарне? Ты сердишься на него?

Ответа не последовало. Ричиус улыбнулся.

– Так вот в чем дело, да? Ты о нем беспокоишься. Он сказал мне, что ты не хотела с ним разговаривать.

Дьяна нахмурилась.

– Мужчины! Вы все такие умные! – произнесла она ледяным голосом и закрыла дверцу.

Ошеломленный Ричиус дал карете проехать.

Однако он был полон решимости добиться ответа и той же ночью, когда луна поднялась над лагерем, а на землю опустился туман и все заснули, бесшумно встал со своего места и прокрался к карете, обогнув гаснущий костер. Воин, выполнявший обязанности кучера, спал, привалясь к стволу дерева, с широко открытым от усталости ртом. Ричиус тихо проскользнул мимо него, потом – мимо спящего Фориса. Мощный храп военачальника заглушил звуки его шагов. Добравшись до кареты, он зашел к ней сбоку, чтобы укрыться от случайного взгляда, если вдруг кто-то проснется. Прижался ухом к матерчатой стенке кареты. Внутри не чувствовалось никакого движения. До него только донеслось нечто похожее на дыхание ребенка. Он выглянул из-за кареты, убедился, что Форис и его воины по-прежнему спят, а потом перешел к дверце и прижался к ней губами.

– Дьяна! – прошептал он. – Дьяна, проснись.

Он замер и прислушался. Ответа не было.

– Дьяна, это я, Ричиус. Если ты меня слышишь, открой.

Шани, разбуженная его голосом, захныкала. Ричиус улыбнулся. «Умная девочка. Буди свою маму!» Он зацарапал по дверце ногтями, надеясь, что Дьяна заметит колыхание материи. Хныканье Шани перешло в раздраженный плач. Дьяна как будто начала просыпаться.

– Дьяна!

Из кареты послышался слабый испуганный возглас, затем воцарилась недоуменная тишина. Силуэт Дьяны вытянулся: она пыталась понять, что происходит за матерчатой дверцей. Ричиус постучал по белой ткани.