Джон Марко - Очи бога

Джансиз очаровательно улыбнулась. Она нащупала щетку в руке Кассандры и снова взялась за работу. Кассандра пыталась расслабиться. Ей было жарко, она чувствовала раздражение и хотела к людям — людям, которые видят. Как ей хотелось уничтожить бесчисленные слухи, сопровождавшие ее, и позволить всем в Коте увидеть свою королеву, доказать, что она не уродлива, а кожа ее не обезображена проказой. Она все еще прекрасна.

И в этом состоит ее проклятие.

«Я старая, — подумала Кассандра, изучая себя в зеркале. — Но старой не выгляжу».

Ей давно уже было неинтересно, бессмертна ли она. Это очевидно. Ничто не касалось ее. Ни возраст, ни рак. И уж, конечно, ни один мужчина до нее не дотрагивался. Акила стремился быть с ней, но не решался. Он попробовал это сделать однажды, надев плотную повязку на глаза, дабы не нарушить проклятие. Но результат получился сокрушительным. Акила никогда не был умелым любовником, даже с открытыми глазами. А с завязанными — стал не просто старым и нездоровым человеком; он был беспомощен, жадно ощупывая ее тело, причиняя боль и себе, и ей. Опозоренный и разъяренный, он был вынужден прекратить попытки. И никогда больше не приходил к ней в постель. Отныне он появлялся лишь в темноте, чтобы поговорить с ней, а иногда — чтобы почитать ей, и она слышала в его голосе изменения. Он становился все более больным и безумным, и его похоть никогда не удовлетворялась. Кассандра увидела себя в зеркале, и ей захотелось плюнуть в собственное отражение. Красота была наихудшим из зол.

Внутри нее нарастали ненависть и отчаяние. Джансиз спокойно расчесывала ее волосы. Кассандре захотелось закричать.

— Хватит!

Джансиз отпрянула назад.

— Что?

Кассандра схватила щетку и швырнула ее в зеркало, разбив его.

— Не могу больше выносить этого! — она вскочила с кресла и уставилась на Джансиз, прямо в белые невидящие глаза. — Эту чертову жару, это проклятое лунное затмение, эту поганую тюрьму! Я хочу выйти, Джансиз!

Джансиз спокойно улыбнулась.

— Ты разбила зеркало.

— К черту зеркало! — заявила Кассандра. Она повернулась и начала расхаживать по комнате, как всегда, когда была рассержена.

— Сядь, Касс. Успокойся, — попросила Джансиз.

Но Кассандра не хотела успокаиваться. У нее началась обычная вспышка гнева. Она чувствовала себя на грани. Бесконечные разговоры о лунном затмении сводили с ума.

— Я ненавижу это место. Не хочу больше оставаться здесь.

— Я знаю, — ответила Джансиз.

— Нет, ты не знаешь! Никто из вас не знает, каково мне. Вы все можете уходить и приходить, когда захотите, а я заперта в четырех стенах. Я хочу видеть лунное затмение, Джансиз. Все идут смотреть его. Даже ты пойдешь.

Джансиз низко склонила голову, и Кассандра ощутила приступ вины.

— О, Джансиз, прости меня. Как глупо с моей стороны…

— Все в порядке…

— Нет, — Кассандра подошла к подруге. — Прости меня. Но я стала ядовитой мегерой, сидя в заточении. Я ужасно хочу выйти наружу. Увидеть лунное затмение, как все остальные.

— Я тоже, — пошутила Джансиз.

Горечь поднялась внутри Кассандры.

— Так пойдем.

— Касс, брось говорить вздор, — усмехнулась Джансиз.

— Я знаю, что говорю. Пойдем и посмотрим на него сами.

— Кассандра, это невозможно.

— Да нет же, ты что, не понимаешь? Ты же сказала, что все идут смотреть на затмение. Замок опустеет. Мы посмотрим его в старом саду.

— Да, — дрожащим голосом произнесла Джансиз. — Но…

— Никаких возражений, — заявила Кассандра. — Я собираюсь сделать это. С тобой или без тебя.

Джансиз помолчала с минуту. Потом протянула руку и нащупала амулет, спрятанный под одеждой Кассандры.

— Если нарушишь проклятие, утратишь безопасность. Ты не боишься?

— Боюсь, — ответила королева. — Боюсь, что, если не посмотрю на лунное затмение, то потеряю остатки рассудка.

Когда солнце скрылось за горизонтом, замок Лайонкип опустел. Лунное затмение должно было начаться еще через несколько часов, но слуги короля стремились начать праздновать и собрались на площади заранее. Были обещаны музыка, угощение и акробаты для всеобщего развлечения, и люди со всего города собирались в предвкушении предсказанного Фиггисом зрелища. Движение на улицах замерло. Все это напоминало праздник, ибо один лишь великий библиотекарь короля смог предсказать подобное явление. Он обещал, что столь глубокое знание небесных тел откроет новые горизонты науки. Даже солдаты, наводнившие Кот, с нетерпением ждали лунного затмения. Бывшая площадь Канцелярий, теперь почти полностью отданная в ведение генерала Трагера и его армии, была убрана и превращена в гигантскую сцену.

Гилвин очень старался, чтобы его не увидели. Он отлично знал замок, ибо подробно изучил его еще в детстве. Так что, за исключением запрещенного для доступа крыла королевы Кассандры, Гилвину был известен каждый дюйм замка. До того, как он вырос и поступил в обучение библиотечному делу, исследование Лайонкипа было его единственным развлечением. Он знал замок лучше любого из слуг, лучше, чем сам король.

С Теку на плече Гилвин шагал пустыми коридорами. Проскользнул мимо стражей на южных воротах, делая вид, что у него поручение для младшего чиновника. Солдаты, хорошо знавшие его в лицо и видевшие искалеченную руку, не стали задавать вопросов. И вскоре Гилвин очутился в тишайшем уголке замка, неподалеку от комнат королевы Кассандры. Беззвучно, если не считать поскрипывания башмака, он застыл в дверях и огляделся. Холл был пуст. Гилвин улыбнулся: какая удача. Его пункт назначения располагался на третьем уровне, за помещением склада, используемого для инструментов и всякого старого хлама. Обычно он весь день пустовал, и сегодня — тоже. Гилвин прошел через узкий коридор, держа путь на склад, где обнаружил незапертую дверь. Комната была темной, засовы на окнах задвинуты. На большинстве из них висели тяжелые, ржавые замки. Но одно окно оказалось незапертым, и Гилвин смог протиснуться в него. Он пробирался, находя дорогу на ощупь. Теку нервно заверещала в ухо. Гилвин поднес палец к губам.

— Ш-ш-ш…

Он открыл ржавую щеколду, распахнул ставни. Из окна открывался вид на старый сад, лежащий внизу, и остатки площади Канцелярий вдали. В десяти футах слева располагался заброшенный балкон, заросший лишайником и украшенный каменными горгульями. Туда не вела никакая дверь. Гилвин думал, что прежде дверь была, но затем ее заложили кирпичом. Вот потому-то балкон был заброшенным и неухоженным, и никто не помнил о его существовании, кроме Гилвина. Многие годы это было его убежище, отсюда он не раз смотрел на праздники и парады. Летними ночами он прибегал сюда читать, а когда умерла его мать, пришел на балкон поплакать. И ни одной живой душе он не рассказывал о балконе, даже Фиггису. Отличное место, где можно укрыться, одно плохо — увечному парню нелегко забираться туда. Но Гилвин рисковал. Перила были достаточно крепкими и широкими, чтобы выдержать его вес, а в стене замка — много выступов. Теперь, имея новый удобный башмак, Гилвин и вовсе перестал опасаться. Он принялся пристраивать Теку на перила, но потом вспомнил о пище в карманах.