Джон Марко - Праведники Меча

– Не слишком смешно.

– Потому что это не шутка, Редберн. Принц печально кивнул.

– Знаю.

– Вы мне не верите, да?

– Не верю. Только сумасшедший поверит, будто Вэнтран и трийцы захотят вам помогать.

– Редберн, все это – часть великого плана. Вэнтран поможет мне, потому что я могу вернуть ему Арамур. Трийцы помогут Вэнтрану, потому что для них он как бог. Включите свое воображение. Попробуйте мыслить как Рошанн.

– Нет, спасибо. Хватит с меня шпионов и заговоров.

– Но вы же знаете, что я прав, – не отступался Бьяджио. – Вы же знаете, что Талистан не оставит вас в покое. Рано или поздно Тэссис Гэйл вторгнется на вашу территорию. Если он не сможет спровоцировать вас на войну, он начнет ее сам.

Неопровержимая логика его слов заставила Редберна содрогнуться.

– Тогда нам следует подготовиться, – сказал он. – Мы будем наблюдать за границами, и готовиться к обороне.

– Этого будет мало.

– Может быть, но это лучше, чем ваш бред.

Бьяджио хмыкнул.

– С кирпичами спорить и то легче. Но я не отступлюсь – до самого моего отъезда завтра утром.

Редберн понял, что ему придется уступить.

– Ладно. Раз уж вы твердо решили испортить мне день, я соглашусь на ваши условия. Я выслушаю все, что вы пожелаете сказать. Но не рассчитывайте на чудеса.

Они поехали через холмы, направляясь в долину латапи. Путь был длинный, и принцу, вынужденному выслушивать план Бьяджио во всех подробностях, он показался еще длиннее.

– Я делал страшные вещи, – прошептал император. – Во время припадков ярости я убивал и калечил. И теперь я помню все это смутно, словно все закрыто пеленой. Иногда я вообще не могу вспомнить себя и то, что я думал.

– Зато мы, остальные, помним, – холодно проговорил Редберн.

– И вот это мне надо преодолеть. Ваши воспоминания. Но вы помните другого человека, Редберн. Прежнего Бьяджио не существует. То, что я тогда делал, я никогда не смог бы сделать снова. Я помню, как-то…

Бьяджио неожиданно замолчал.

– Что? – спросил Редберн. Бьяджио отвел взгляд.

– Ничего.

– Расскажите мне! – потребовал принц. – Поверьте: меня не удивить ничем.

– На Кроуте была одна женщина. Скорее девушка, – начал Бьяджио. – Она была моей рабыней, танцовщицей. Ее звали Эрис.

– Вы и женщина? – пошутил Редберн. – Я заинтригован.

– Вы не о том подумали, – отрезал Бьяджио. – Мы не были любовниками. Она была великолепной танцовщицей – лучшей я никогда не видел. Возможно, ей не было равных во всей империи. Она была сокровищем, и я ее обожал. – В голосе Бьяджио послышалось сожаление. – Однажды в ярости я причинил ей вред.

– Вред? Какой?

– Я решил, что она предала меня. Я был в гневе.

– И что вы с ней сделали?

Бьяджио ответил не сразу. Он не мог даже посмотреть на Редберна, когда признался:

– Я ее искалечил. Я искромсал ей стопу, чтобы она больше не смогла танцевать.

– Боже правый! Чего ради вам было это делать? Император пожал плечами.

– Это трудно объяснить. Я ее ревновал. Мне показалось, что она отняла у меня нечто, что мне было дорого. В своей ярости я захотел отнять у нее то, что она любила больше всего. Поскольку любила она танцевать, то именно это я и отнял.

Редберн ужаснулся. Он смотрел на Бьяджио, понимая, что это – тот самый человек, которого он себе представлял.

– Безумие! – прошептал он. – Теперь вы видите, почему я не доверяю вам, почему не могу верить тому, что вы говорите?

– Но это был другой я! – решительно заявил Бьяджио. – Я рассказал об этом случае, чтобы показать вам, насколько я изменился. Я больше никогда не буду, способен на подобную мерзость.

– Да простит вас Бог, Бьяджио. Вот так искалечить девушку…

– То, что я совершил, было жестокостью, – согласился Бьяджио. – Но мне пришлось жить с этим. Мне пришлось жить с окровавленными руками, и это меня изменило, Редберн.

– Да, – сказал Редберн, пристально глядя на своего собеседника. – Вы хотите, чтобы я этому поверил, правда? Вы не единственный, кто умеет читать чужие мысли, Бьяджио. Вы хотите, чтобы я поверил, будто вы изменились, потому что вам этого хочется, а не потому, что вам нужна моя помощь против Талистана. Я это в вас увидел. Вы жаждете моего одобрения, как раньше жаждали своего снадобья.

– Это так, – признался Бьяджио. – Я знаю, что изменился, но во всем мире в это верю я один, и это меня злит.

Как это ни странно, Бьяджио больше ничего не стал говорить. Он просто молча ехал рядом с принцем, погрузившись в глубокую задумчивость. Они углублялись в горы. Их путь длился уже больше часа, когда внезапная тишина заставила Редберна насторожиться. Долина латапи была уже близко. Редберн прислушивался, рассчитывая услышать рев лосих, но уловил только шорох легкого ветерка. Он вывел Бьяджио из раздумий.

– Император, мы почти приехали, – объявил он. Бьяджио огляделся.

– Это долина?

– Она впереди. Не забывайте: это – священное место. Больше никаких споров, понятно?

– Конечно, – ответил Бьяджио. – Я же не деревенщина. – Он выпрямился в седле, разглядывая дорогу. Она опасно нырнула вниз, а деревья поредели, так что сквозь них уже можно было разглядеть долину. – Здесь очень тихо, – заметил император. – Тут всегда так?

– Именно потому я сюда приезжаю. Чтобы спрятаться от таких, как вы.

– Немного общества вам полезно, Редберн. Не дуйтесь. Я не стану прерывать ваши молитвы.

– Я еду не молиться. Просто… а, не будем об этом!

Редберн поехал впереди Бьяджио в сторону долины. Однако его досада на императора быстро перешла в недоумение: на мягкой земле он увидел десятки следов от копыт. Чем дальше, тем сильнее была взрыта дорога, усыпана комьями земли. Редберн приостановил лося и стал разглядывать следы.

– Похоже, будто кто-то выезжал здесь коней, – заметил Бьяджио. – А вы, кажется, говорили, что это – священное место.

Принц с трудом ответил:

– Да.

Он посмотрел на Бьяджио, потом – на поверхность дороги, потом – на лежащую впереди долину. Ни звука. Ничего. У Редберна отчаянно забилось сердце.

– Нет! – простонал он. – Только не это!

Он дал шенкеля лосю, спеша в укромную долину.

– Редберн! – окликнул его Бьяджио. – Что случилось? Редберн не слышал. Вырвавшись из-под полога елей, он оказался в долине и увидел, что холмистая равнина усеяна трупами. Потрясенный Редберн остановил лося.

На много миль, куда ни глянь, валялись только трупы. Вспоротые раздувшиеся туши латапи лежали гниющими кучами. У некоторых были отрублены головы, у других – вспороты животы, из которых выплеснулись внутренности и кровь. В трупах копошились черви. На месте побоища не шевелился ни единый латапи – даже для того чтобы закричать от боли. Едва родившиеся телята спали мертвым сном подле своих убитых матерей, а гордые самцы были утыканы стрелами и носили следы сабельных ударов. Ветер донес до Редберна стоящий над долиной трупный запах, и принц прижал ладонь ко рту. Бьяджио остановил коня.