Павел Марушкин - Музыка джунглей

– Э! Не, нам здесь таких не надо… – пробормотал он и метнулся было вниз, но потом остановился и быстрыми судорожными глотками опорожнил в себя последние литры божественной жидкости.

– Вот теперь порядок, – и, набрав в грудь воздуха, завопил: – ТРЕВОГА!!!

Иннота растолкал Громила.

– Ну чего там ещё? – буркнул каюкер, пытаясь зарыться в сено. – Жрать пора, что ли?

– Вставай скорее, прожорливый ты наш! В городе что-то странное творится.

Иннот мгновенно вскочил.

– Где?!

– Да повсюду. Не слышишь, что ли? – Джихад поправила упавшую на глаза прядь волос.

И в самом деле, оживление царило необычайное. Гулкое эхо доносило из глубины пещеры крики, шум, характерное шлёпанье обезьянских шагов. Иннот поспешил к трещине, но мостик сегодня перебросить было некому. «Ага, вот они как», – пробормотал каюкер и метнулся обратно. Громила, Джихад и Кактус толпились у обрыва. Иннот отвёл в сторону мешавшую обзору зелёную плеть и уставился вниз. Между деревьями сновали пираты. Потом вдруг травянистый косогор рассекли в нескольких местах узкие чёрные трещины и стали ширится, крытые дёрном плоскости одна за другой отваливались в стороны, а снизу лезла огромная тёмно-серая туша, похожая на исполинского кита.

– Это ещё что такое?! – задохнулся от удивления Кактус.

– Я знаю что, – сказал Громила. – Это «Тяжелая Дума».

Пиратский корабль медленно поднимался из широченной скальной трещины, которую изобретательные обезьянцы приспособили под потайной ангар. Разумеется, Ёкарный Глаз мог бы рискнуть и затаиться, ничем не выдавая своего присутствия – такая мысль мелькнула в лохматой башке пирата; но он почему-то на все сто процентов был уверен, что отсидеться в пещерах не удастся. Они обнаружены. Оставалось только сжечь вражеский дирижабль или взять его на абордаж, чтобы ни единая живая душа не пронюхала о том, где именно расположен Либерлэнд.

Стоя у подающей трубки газгольдера, капитан раздавал приказания. Входить в ангар с зажжёнными факелами, да и вообще с любым огнём, запрещалось. Единственное освещение обеспечивали разложенные вдоль стен гнилушки – бледно-зелёного их сияния едва хватало на то, чтобы из тьмы прорисовался исполинский корпус дирижабля. Один за другим матросы взбегали по сходням и торопливо занимали свои места. Всё-таки неплохо я их вышколил, с мрачным удовлетворением подумал Фракомбрасс. Дежурная команда между тем, ухая от напряжения, тянула канаты. Крытые сверху дёрном прямоугольные секции, из которых была составлена крыша ангара, распахивались, открывая яркую синеву небес. От резкого перехода к свету пираты жмурились, рыча и ругаясь. Капитан неотрывно следил за стрелкой манометра. Гидрогениум тихонько шипел, наполняя баллон. Наконец покрытый трещинами каменный пол дрогнул и поплыл вниз – пока ещё медленно-медленно. Фракомбрасс бросил быстрый взгляд назад. Всё было в полном порядке: баллисты расчехлены и взведены, канониры около них наготове, верный Колбассер застыл на юте, крепко сжимая лапами штурвал. Изенгрим Фракомбрасс позволил себе ухмыльнуться. «Я не знаю, кто вы и зачем сюда пришли; но эта глупость будет в вашей жизни последней».

– Выдвинуть мачты, сукины дети! Поднять паруса! Поднять наш флаг! – весело рявкнул он, едва только днище гондолы поравнялось с верхушками деревьев. – Покажите-ка этим ублюдкам «Весёлого Бэна»!

Морш де Камбюрадо отстранился от наглазника здоровенной медной трубы, укреплённой в носовой части «Аквамарина».

– Алекс, взгляните-ка на это.

Сержант некоторое время пялился в трубу, потом неуверенно хмыкнул:

– Что это?

– Флаг обезьянских пиратов. Оригинально, правда?

– Пожалуй…

– Скорее оскорбительно. Да и стиль примитивный, – заметил штурман-шимп, в свою очередь приникая к наглазнику.

– Среди обезьянцев немало выдающихся личностей, но знаменитая художница всего одна – восьмидесятитрёхлетняя Семирамида Батц. И она ни разу не была замечена в чём-то предосудительном. А это народное, так сказать, творчество, – усмехнулся де Камбюрадо. – Наши предки имели обыкновение демонстрировать эрегированный пенис как доказательство своей силы и в знак презрения к сопернику. А здесь – то же самое, только слегка опосредовано.

Штурман покачал головой. Он, единственный из всей команды, позволял себе иногда поспорить с командиром.

– Вы ещё скажите, что знаменитые коврово-фекальные бомбардировки времён войны ведут начало от привычки обезьян швыряться нечистотами в хищников, сэр!

– Почему бы и нет? Принцип деморализации противника – он, знаете ли, тоже позаимствован у природы, – де Камбюрадо помолчал, глядя на постепенно увеличивающийся пиратский корабль. – Быстро они поднимаются, однако.

– Прикажете увеличить высоту?

– Да. Начните подъём, но не очень резко, Просто держитесь на одном уровне с ними.

– Балансир на корму до четвёртого деления!

Дирижабли двигались навстречу друг другу по сторонам воображаемого треугольника, стремясь сойтись у вершины. Майор приказал расчехлить орудия. Эти баллисты также были новым изобретением: выброс снаряда вместо привычных закрученных пеньковых тросов осуществлялся здесь за счёт каучуковых жгутов. Это сильно облегчало конструкцию баллисты, но делало её чересчур длинной. Поскольку гондола примыкала к баллону дирижабля без зазоров – она не подвешивалась на тросах, как у пиратов, а как бы составляла с ним единое целое, угол обстрела был очень мал, не более двадцати градусов по горизонтали. Зато дальность боя этих баллист почти втрое превышала обычную. Едва только расстояние сократилось до трёх с половиной кабельтовых, как «Аквамарин» начал обстрел.

Канонир-горри потянул рукоятку пуска. Наполненная флогистоном бутылка сорвалась с направляющих и, оставляя за собой прозрачный след, устремилась к «Тяжелой Думе». Резина оглушительно хлестнула в обшивку.

– Заряжа-ай! – проорал сержант.

Завращался барабан лебёдки. Двое наёмников, тараща от натуги налитые кровью глаза, налегли на рукояти. Деревянная скоба щёлкнула, входя в зацепление с колесом. Не теряя ни секунды, канонир выхватил из гнезда очередную бутылку, чиркнул кремневым кортиком по пробке – она тут же начала дымиться – и вложил снаряд в направляющий желоб.

Первый выстрел не достиг результата – бутылка пронеслась в полуметре под килем «Тяжелой Думы» и канула в джунгли. Второй был удачнее, и левая скула пиратской гондолы окрасилась пламенем. Обезьянцы засуетились, разматывая пожарный брезент и обвязываясь верёвками. Фракомбрасс медлил стрелять, понимая, что на таком расстоянии даже его усиленные баллисты бесполезны; но тут у канонира пиратов сдали нервы. Громко хлестнула тетива; бутылка, описав в воздухе дугу, устремилась вниз и там разбилась – язык пламени в клубах дыма вознёсся над лесом. Фракомбрасс заорал, потрясая кулаками и призывая на голову незадачливого стрелка все громы и молнии. Бледный как смерть канонир поспешно перезаряжал своё орудие.