Андрей Марченко - Люди, дружившие со смертью

– Там действительно не хватало денег, что я потратил на опыты и на постройку землеройки. Но рядом с остальной суммой они выглядели смешными, к тому же никто не смог разобраться в наших бумагах. Анно ушел в подполье в прямом смысле этого слова – в одном из коридоров подземелья стояла его почти достроенная машина. И для начала он прорыл туннель в подвалы Первого Тиирского банка. За ночь утянул оттуда гораздо больше даже той суммы, что им приписывалась. Это нанесло существенный удар по кампании Деспота. Преступление тут же связали с именем Анно Гамма, искусного artifices, тем паче, что на его след выйти оказалось легко – заказы на детали для землеройной машины он отдал в полдюжины кузниц, да и особо не скрывал, что он собирается мастерить. Напротив шумел на каждом углу, что сочиняет машину, которая облегчит жизнь шахтерам и прочим землекопальцам. Как водиться в подобной ситуации оппозиция обвинялась не сколько в борьбе с существующим режимом, а в всяческих уголовных нарушениях. Ну экономические преступления, напротив обрели политический запашок. И эти два мощных потока сливались в тюрьме, после чего и тех и тех тянули на один и тот же эшафот.

– Говорят, оппозиция проплачена из Найвена. – заметил Анно.

– Не факт, что действующий деспот не получает денюжку из-за другого кордона. – Ответил на то его братец, – И уж точно факт, что он оплачивает выборы из казны Тиира. Агитирует людей за их же деньги. Так что оппозиция хорошо поступила – привлекла финансы из-за рубежа, влила их, так сказать, в экономику провинции…

– Ага… А потом как отдавать?

– Это такие деньги, которые можно не отдавать. – встрял я, – Их отдают не натурой, а преференциями, помощью в подобном положении подобными средствами. Да и смешно мне становится, как я представлю, будто приезжает Великий Магистр Найвена и стучит башмаком в дверь местной мэрии, требуя вернуть деньги. Хотя бы часть… Нас прервал Ади:

– А вы знаете, господа, я избегаю говорить на темы политики. Думаю, что рассуждать о делах кои мы не можем изменить. Не оставить ли нам темы высокие и не поговорить по существу дела, из-за которого мы тут собрались. Скажите мне, господа Гамм, а есть ли у вас план, как выбраться из города? Такового у братьев не было.

– Ну а где ваша землеройка? – сразу спросил Ади.

– А где ей быть, как не под землей. Я ее хорошо спрятал в одном из туннелей. Там же и большая часть золота. Но я бы на вашем… нашем месте не думал о катакомбах. Я кивнул: днем я ходил к провалу на площади. Его огородили перилами, но смотреть не возбранялось. Внизу же, в катакомбах народу было не меньше, чем наверху. Причем, все, кто был внизу, находились при исполнении – они что-то искали, мерили. Подземелье Тиира наполнилось светом и звуками. Под землей маршировали роты солдат, от этого порой начинали дрожать стаканы на столе или сотрясалась брусчатка мостовых – будто кто невидимый марширует улицами города. Уже ходили слухи, что то в один, то в другой подвал без стука входили из-под земли солдаты.

– Короче, подытожу, – сказал я, – наше положенье не изменилось. Имеем те же яйца только в профиль. Раньше из города не могло выбраться две группы по два человека, а теперь – ровно четыре человека…

– Жаль, – заметил Ади, – а я ведь надеялся на вашу машину. Анно покачал головой:

– Она бы все равно нам много не дала бы. За пределы оцепления мы бы вышли никак не быстрей двух недель.

– Тогда подземелье отпадает… Земля тоже, по воздуху может уйти только Дже. Что нам остается?

– Из стихий – вода и огонь, – заметил Зепп.

– Не вижу, как нам может помочь огонь. Разве что пустить этот город по ветру. Мятеж, что ли поднять… Ади задумался глубоко. Вероятно он что-то понимая в деле поднятия мятежей.

– Это не наш метод, – заметил я.

– Не наш… – согласился Анно, – но все же…

– Есть еще вода… – заметил Анно. Я читал в одной книжке, что как-то одни герои оказались в подобном положении и бежали из города, спрятавшись в бочках. Что-то подобное читал и я, но там положение было совсем другим. Так я и сказал остальным:

– Верно – там был бурная река, здесь же течение – в час по чайной ложке. Там сплавляли тысячи бочек, тут в глаза бросится и одна. К тому же то ведь сказка была…

– Ага, вот и я говорю… – Подхватил Ади. – Подобный случай был на севере, там каторжане лес рубили. Двое собрались вот так бежать, сделали коробку, запихнули ее под бревна. Короче, когда через неделю их выловили, в ящике в том было два трупа. Как раз в гробу – взять и закопать. И дух там был смрадный и спертый.

– Ну это ясно – в шахтах народ вот так часто гибнет, когда воздух заканчивается. Я посмотрел в окно, в небо карабкалась луна – она была молодой и прибавляла в весе каждую ночь.

– Еще и луна… Озеро гладкое – видно нас будет далеко…

– Я вот что скажу, – заметил Анно, – надо подводную лодку строить, чтоб мы, значит, в ней по дну озера переплыли. А что тут того озера – две мили. За ночь как нечего делать…

– Басни это, – заявил я. – Подводная лодка это так, которая утонула. Я других не знаю!

– А вот и бывает! Я читал описания таковых у Требля…

– И кто это такой?… Отчего я не слышал?

– А он молодым пропал без вести… Вероятно утонул.

– Час от часу не легче… – вздохнул я. – А у нас точно нет другого выхода? Ответом мне была тишина. Другого выхода не было…

! Межвременье

Я часто вспоминаю тот портрет в витрине. Он был выставлен в одном магазинчике на центральной улице Тиира. На нем был изображен действующий сатрап. Он был небольшим. Портрет – разумеется, поскольку с Сатрапом я так и не увиделся. На нем глава провинции был изображен по пояс, на фоне флага провинции, в льстивом масштабе чуть более чем один к одному. Изображен он был довольно качественно – но не более. То есть без какой-то тени таланта – просто поделка под искусство. Пока мы находились в городе, я проходил мимо него никак не менее дюжины раз – никто к нему не приценивался. На то была веская причина – его цена. Стоил он как две марки золотого песка. То есть для какой-то мазни, которую лет через десять можно выбросить многовато. Конечно, в случае бы победы это портрет кто-то бы тут же купил как выражение своей лояльности, но сейчас лояльность с лихвой уравновешивала скупость и осторожность: а вдруг проиграет? Я часто себя спрашиваю – а что стало с тем портретом? Была ли у него иная судьба кроме как сгореть в камине особенно холодной ночью – рано или поздно?. И если его сожгли… Если не выбрали другую подобную же участь – то что с ним? Какую дырку в каком ковре чьего жилища он закрывает? Что стало с хозяином магазина – неужели он не знал, что торгует блестящей, но все же рухлядью?… Прогорел ли он? Сколько отдал художнику за эту мазню? И дал ли вообще хоть что-то? Или пройдет еще немного времени и в какой-нибудь лавке антиквара – старьевщика я вновь увижу этот портрет. Какой он будет – с потускневшими красками, засиженный мухами? Что под ним будет написано? Может: «Конец прошлого века. Портрет неизвестного»? Кто-нибудь знает ответ?