Андрей Марченко - Люди, дружившие со смертью

Иногда под окнами наших комнат грохотали кованные сапоги – то стража спешила по одному или другому доносу. Мы не стали съезжать к озеру – посчитали это небезопасным для нас всех. Да и зачем? В курятнике было холодно и сыро, вдобавок постоянно гудели комары. Зато Анно как-то остался у нас ночевать – засиделся допоздна, когда по улицам ходить подозрительно. Он лег спать на полу, и ушел по черной лестнице, даже не разбудив нас. Прождав его всю ночь, Зепп разнервничался и ожидая облавы, провел ночь за полмили от их убежища под перевернутой лодкой. За ночь комары изрядно изгрызли ему физиономию, и, вымещая зло, он легко поколотил вернувшегося брата. Ади купил те лекарства, которые прописал тот, кто сидел в нем. К моему удивлению, они обошлись недорого и не относились к новомодным патентованным средствам, которые расписывали как чудодейственные. Напротив, они были стары, их разновидностями, вероятно, пользовались мои деды. И Ади действительно стало легче, но вместе с тем, он стал почти ко всему безразличен. Как я понял, лекарства замедляли в организме все – кровь, движенье мысли, и, среди прочего, течение болезни. Он часто гулял – все больше сам, или с Анно Гаммом. Я в спутники ему не навязывался, а он и не просил. Возвращался он поздно ночью, часто, когда я уже спал, и тут же открывал форточку. О том, в котором часу он вернулся, я узнавал уже утром от хозяйки:

– А ваш приятель опять почти в полночь приперся, – жаловалась мне хозяйка, накрывая мне стол, – Вроде и порядочный господин – слова дурного не скажет, платит хорошо, да водится со всякими нищими. И времена-то нынче неспокойные – вон, третьего дня патруль вырезали, оружие забрали. Я кивнул ей, не прекращая жевать – Ади, пожалуй, запросто мог уложить патруль из двух – трех человек, но вряд ли позарился бы на их оружие, даже чтоб замести следы. Да и характер ран от эстока был более чем специфическим. Мое безразличие успокоило хозяйку.

– Вот и сегодня с утра куда-то ушел. Где он кстати ходит?…

– Гуляет…

– Да пусть гуляет – мне-то что! Да похлебка стынет…

– Пусть стынет, – распорядился я, – ему холодное полезней… Действие холода было, вероятно, сродни действию остальных лекарств. Говорилось же, что у узников волос и ногти растут медленно. Самое странное в нашем положении было то, что мы стали обрастать вещами. Ади прикупил обеденный сервиз, чашки, заварной чайник. На марше он мог есть мясо, пить воду ил лужи, но среди людей считал нужным жить по человечески. Мое имя было тоже известно в банках и я легко снял деньги. Часть из них я тут же спустил на ближайшем рынке в лавке старьевщика, так же именуемого букинистом. Лавочник, видя, что я беру изрядную кипу, всунул среди прочего книгу с дамским романом. Я расплатился не вникая и подкидыша обнаружил лишь на квартире. Я хотел ее тут же, выбросить, но Ади остановил меня – из всего моих приобретений эта книга, заинтересовала больше всего. Впрочем, читать он ее тоже не стал:

– Смотри, тут дарственная подпись… «Франси на долгую память от Юмси…» И дата… Почти тридцать лет назад…

– Что за привычка – писать дарственные на книгах… – ответил я, пытаясь сосредоточится на истории более древней, чем этот город.

– И я о том же.. Где вы теперь – Франси и Юмси… Кто вы были для мира и для друг друга. Насколько была долга ваша память? Ади замолчал, и я ожидал, что вопрос останется риторическим, но Реннер сам ответил на него.

– Думаю никем и не очень длинна…

– Это почему?…

– Незаметно, чтоб эту книгу кто-то читал. Иначе бы позолота на форзаце вытерлась. Отсюда вывод – книгу дарили лишь бы что-то подарить, да и будь иначе, она бы не попала к старьевщику. Наконец, он прочел название:

– «Все женщины– ведьмы», – он перелистнул страницу. Ну да, конечно – автор мужчина. Если бы ее написала женщина, она бы называлась: «Все мужчины скоты и хотят только одного». Не удовлетворившись внешним осмотром, он открыл наугад какую-то страницу.

– Вот, к примеру…"безусый юноша в доспехах воина»… Во сколько ты бриться начал?…

– Лет в шестнадцать… Потом еще пришлось ножницами достригать. Ади кивнул:

– Вот и я говорю, если воин в доспехах безусый то он либо усы сбрил, либо доспехи у кого-то украл… Либо папенька богатый купил. Только таких безусых воинов цена в базарный день – полушка за пучок. Скороспелая черешня – без вкуса и без запаха, да и сгорает до времени. На секунду Ади замолчал. Но я знал, о чем он думает. Мысли его были злы и лучше было бы если б он их высказал. И Ади не сдержался.

– И вот глядя на тебя, Дже, не могу понять, как ты выжил. У тебя ведь тоже был богатый папенька.

– Как я выжил? Часто я и сам не могу этого понять. Вероятно, мне просто везло. В частности мне повезло, что отец ничего мне не покупал, совсем как в свое время ему ничего не купил мой дед. И я был плохо стрижен тупыми ножницами, спал на матраце из камыша, в первый год вместо меча мы дрались палками. А в качестве доспехов, в день выпуска, каптенармус выдал погоны, саблю, униформу, которую потом пришлось перешивать… И подъемные, которых мне хватило ровно на то, чтоб пошить себе перчатки.

– Ты не должен жаловаться, – ответил мне вдруг посерьезневший Ади, – я-то получил еще меньше. Я сбежал оттуда на второй год учебы…

На следующий день я отправился в прогулку вдоль реки. Довольно легко мне удалось купить лодку, а чтоб перевезти ее – телегу и какую-то клячу. Я хотел купить еще что-то для отвода глаз, но раздумал – старик, у которого я это покупал, был нелюбопытен.

– Лодку покупаете… Ну-ну, – бурчал он, – видно, что господин богатый да неместный. Ежели б у меня совести не было я бы к лодке вам еще сеть продал, да что ныне на нашей речке-вонючке уловишь? Раззе только с вудочкой посидишь?… А вы, небойсь, свою барышню катать надумали?… Я неопределенно кивнул.

– Оно правильно. Я свою тожить когда-то катал. Заплывешь, бывалоча, в камыши и того… На этой самой вот лодке. Да вы не бойтесь, что лодка старая – она крепкая-то еще, вы токма ее просмолите. И коль деньги водятся, сделайте на лодке шалашик, а то, если дело до того самого дойдет, то комары задницу изгрызут – неделю сидеть не сможете… С порога халупы на меня смотрела та самая, которую катали лет сорок назад, из-за ее спины на нас глядели, возможно, последствия той самой прогулки

– внуки… Анно встретил лодку без воодушевления, но и без нарекания. Приказал свалить ее наземь и действительно отправил меня на базар за смолой. Когда я вернулся, работа кипела вовсю. Еще вечером Анно сидел сам не свой, погруженный в свои мысли, затем первым встал из-за стола, забрал одну свечу и, когда мы уходили, что-то писал, чертил у себя в углу Теперь рисунками был покрыт песок, на стенках курятника мелом были написаны.