Холли Лайл - Отвага Соколов

Алариста схватила Янфа за руку и стиснула ее:

— Его пытают!

— Вижу.

— О Боги! О Хасмаль! Мы должны помочь ему!

— Должны. Но как?

Алариста не сводила глаз со стекла, напряженно следя за кошмарной сценой.

— Мне придется вырвать Драконью душу из этого тела. Я попытаюсь одолеть Дракона.

— Один раз ты уже не сумела этого сделать, — негромко напомнил Джейм.

— На сей раз это нужно сделать.

— Но если ты потерпишь неудачу, мы потеряем и Хасмаля, и тебя. А ты нам необходима.

Обернувшись к Джейму, она оскалилась.

— Я не могу сидеть здесь и спокойно смотреть, как его убивают. Джейм отодвинулся подальше от нее.

— Я вовсе не собирался предлагать, чтобы ты сидела и смотрела, как он умирает.

— Что же ты предлагаешь?

Джейм оглянулся на целительницу, занимавшуюся лежащим в забытьи Дугхаллом.

— Дугхалл мог бы победить Дракона, если бы силы вернулись к нему.

— Это могла бы сделать и я, будь у меня его умение.

— Дугхалл говорил, что ты не меньшая мастерица в магии, но только в других областях. Не можешь ли ты своими чарами помочь вылечить Дугхалла?

Алариста поглядела на Джейма. Она не была целительницей и понимала, что одно лишь возвращение Дугхалла к жизни ничем не поможет им. Даже придя в себя, он окажется беспомощным в поединке с могучим и полным сил Драконом. Однако, если целительница сумеет поднять Дугхалла на ноги, Алариста могла бы наполнить его силой, ее собственной силой. Цена, которую придется заплатить за это…

Алариста предпочла не думать о расплате.

— Намеле, ты уже закончила? — спросила она у целительницы.

— Я сделала все, что могла… Дугхалл не очнулся, но сейчас он просто спит. После нескольких дней отдыха он сможет сидеть. Сейчас он очень слаб, — то, что с ним произошло, едва не убило его.

— Но он здоров?

Намеле окинула ее настороженным взглядом.

— В той мере, в какой магия способна исцелить его. Он стар, утомлен до предела, и никакое лечение здесь не поможет. Он больше не способен сражаться с Драконами.

Алариста обернулась к Янфу и Джейму и негромким голосом велела:

— Перенесите его сюда, а потом сядьте возле меня… когда я закончу то, что собираюсь сделать, вам придется подхватить меня.

Потом — и это важнее всего, — когда Дугхалл очнется… сразу же покажите ему Хасмаля. Пусть не тратит на меня времени. Скажите ему, что он должен остановить Дракона, прежде чем тот убьет Хасмаля.

— А что ты собираешься делать? — спросил Янф.

— Я могу сделать только одно. Дугхаллу нужно быть сильным и нестарым, иначе он не выстоит против Дракона. Я отдам ему свою молодость и силу.

Целительница охнула.

— Но ты не…

— Заткнись. Могу. — Алариста посмотрела на Янфа яростными глазами. — Ты справишься с поручением?

— Справлюсь, — кивнул тот.

С помощью двух стражей и вопреки протестам целительницы Дугхалла перенесли поближе к Аларисте и усадили напротив нее. Потом, оставив обмякшее тело Дугхалла в руках солдат, Янф встал у левого плеча Аларисты, а Джейм возле правого. Она вновь услышала стон Хасмаля и вздрогнула.

«Держись, Хас, — подумала она. — Держись. Помощь скоро придет».

Призвав всю свою отвагу, Алариста положила руки на плечи Дугхалла, а потом обратилась лицом к небесам, где вечно пребывает Водор Имриш со своими приближенными, и громким чистым голосом произнесла:

Она не выпускала кровь, не царапала кожу, ей и не нужно было этого делать. Тела их соприкасались: сильная и здоровая плоть Аларисты и немощные, усталые члены Дугхалла. Она не могла ограничить свое приношение, не могла оградить щитом то, что хотела бы оставить, отделяя даруемую часть. Водор Имриш сам выберет, что нужно забрать у нее и передать Дугхаллу.

Принося свою жертву, она понимала, что может умереть, что столь близко подошедший к пределу смерти Дугхалл может взять у нее много больше, чем отдала бы она сама, ничем не рискуя.

Он мог забрать целиком всю ее жизнь. Но Дугхалл знал то, чего не знала она, и мог одержать победу в таком бою, в котором у нее не было бы ни единого шанса. И если она умрет, то умрет стоя, сражаясь там, где она может показать свою силу, всей душой желая гибели Драконам и спасения Хасмалю. Хватит с нее и этого. Если она умрет, душа ее направится дальше, и когда-нибудь, рано или поздно, вновь отыщет Хасмаля. А пока — пока — ее Хасмаль получит шанс сохранить свою временную жизнь.

Она ощутила пламя, вдруг наполнившее ее жилы. Сама природа Матрина пришла в движение под рукой бога, и Алариста поняла, что Водор Имриш услышал ее. Она обрадовалась — на мгновение, — ибо до этого самого мига бог оказывался глух к ее молитвам и прошениям.

А затем огонь заполонил ее, прошел сквозь нее и опустошил. Мир вокруг разом померк, в ушах ее зашумело, во рту пересохло, тело оцепенело, и гигантская тяжесть придавила его, мешая дышать.

Она понимала, что падает, но не могла себя удержать, подхваченная ветром приближающейся смерти душа ее натягивала все нити, связывавшие ее с плотью. Алариста не сопротивлялась этому ветру, но в самое последнее мгновение, когда она уже не сомневалась в том, что покинула свое тело, извне вдруг прихлынула волна энергии, крепко привязавшая ее душу к плоти — к этой клетке из кожи, мяса и костей. Она была слишком слаба, чтобы пошевелиться… слишком слаба даже для того, чтобы открыть глаза, однако она жила и знала, что проживет еще какое-то время. Из последних сил она молилась о том, чтобы Дугхаллу хватило взятых у нее сил, хватило для победы над Драконом и чтобы Хасмаль продержался до тех пор, пока старый Сокол не одолеет их врага.

Дугхалл Драклес стремительно, точно пробка из бутыли, вырвался из забытья. Задыхаясь, словно ныряльщик, поднимавшийся с большой глубины и выскочивший из воды в самый последний миг, он резко поднялся на ноги, глаза его были открыты, но зрение его не сразу сфокусировалось.

Тело его переполняла неудержимая энергия. Ему казалось, что он может летать, может пробежать, едва касаясь ногами земли, от одного края света до другого, что он способен в одиночку заново построить Стеклянные Башни. Он ощущал голод — чувство, забытое им уже много лет назад, и горел желанием близости с женщиной, пылая огнем здорового молодого мужчины.

Дугхалл огляделся вокруг, пытаясь распознать окружавшие его яркие расплывчатые силуэты. Слух его различал удивительно громкие, четкие и ясные голоса, глубокие и полные оттенков, однако же в их звучании и в произносимых словах отсутствовал смысл. Нос его обонял запахи, колкие, головокружительные, густые, все было новым, все казалось чудесным, непонятным и замечательным.