Холли Лайл - Отвага Соколов

— Нам просто повезло. Лонар чувствовал себя одиноко, и я понимала, что после родов не смогу проводить с ним достаточно времени. Он захотел спуститься к балконам, и я решила показать ему потайную комнату, которую обнаружила, еще когда была маленькой.

— Я никогда не слыхала о ней.

— Я не рассказывала никому о ее существовании. Она была моим личным убежищем. После свадьбы я показала комнату Омилу, и мы решили заполнить ее всем необходимым. Так, на всякий случай. А потом регулярно обновляли припасы и никогда не расходовали их. Поэтому мы и поселились в комнатах рядом с балконами, а не в верхнем доме. Это позволяло нам часто спускаться вниз.

Элси умолкла. Она смотрела на своего ребенка, и Кейт увидела, что глаза сестры наполнились слезами. Она действительно прошла через сущий ад.

— Я так рада, что ты спаслась, — прошептала Кейт.

— Я тоже… иногда, — ответила Элси. Она погладила щечку Ретхен и переложила девочку от одной груди к другой. — Глядя на нее и Лонара, я радуюсь тому, что оказалась так далеко от всех остальных, когда в Доме начались эти вопли. И все-таки не могу не признаться: я не однажды жалела о том, что не погибла вместе с Омилом и другими нашими детьми.

Кейт глотнула бренди.

— Мне и самой иногда так казалось.

— Но ты столько сделала. Потом ты и Ри… — Элси улыбнулась. — Я так рада, что ты наконец нашла мужа.

— Радость твоя уменьшится, когда я расскажу тебе о том, кто он.

— Я уже знаю. Он и Ян братья. Так? А фамилия Яна — Драклес, он сам сказал мне. — Элси отпила из стакана ключевой воды. — Можешь не беспокоиться. Среди Драклесов нет таких, с кем мы не были бы в родстве.

— Меня беспокоит вовсе не это. — Кейт посмотрела на крошечное пламя, трепетавшее в камине. Пляшущие язычки его вселяли в ее душу покой. — Ян и Ри — сводные братья. И Ри — Сабир.

Элси не издала ни звука. Она даже дышать перестала. Кейт взглянула на сестру. Та смотрела на нее с явным недоверием на лице.

— Сабир? — выдавила она наконец.

Кейт кивнула.

— В какой связи он находится с теми Сабирами?

— Ри принадлежит к главной ветви рода. После смерти отца он должен был взять на себя долю власти в Семействе Сабиров. — Кейт не стала объяснять, какую именно долю. Она полагала, что с Элси хватит и того, что Ри принадлежит к Сабирам.

Сестра была ошеломлена. И когда дар речи вновь вернулся к ней, она спросила глухим голосом:

— Но как ты могла?

Именно этот вопрос несчетное число раз задавала себе и сама Кейт. И невзирая на любовь к Ри, невзирая на всепоглощающее чувство созданности друг для друга, Кейт до сих пор не могла дать удовлетворительного ответа на него.

Долг Галвея требовал, чтобы она отреклась от Ри, как бы ни желала его. А она променяла свой долг на плотское желание и любовь. Кейт смотрела на огонь и пыталась отыскать слова, которые объяснили бы Элси причины, заставившие ее сделать именно такой выбор. Однако она давно уже знала эти слова. И просто не хотела говорить их себе самой.

Она стала предательницей. Трусом. Она была и осталась слабым и глупым ребенком.

— Если бы об этом узнал Дугхалл… — произнесла Элси.

— Он знает. И Ри… понравился ему. Ри перешел на нашу сторону и выступил против собственного Семейства. Он помог нам… он помог Дугхаллу. Вместе мы выстояли в битвах которые выпали на нашу долю.

Как же ей объяснить Элси, кто такой Дугхалл. Элси считала их дядю дипломатом, важным государственным деятелем, респектабельным стариком. Она ничего не знала о его тайных занятиях чародейством, о его вере, его служении Водору Имришу и ожиданиях прихода в мир Возрожденного. Сестра ничего не знала о том чудесном будущем, которое было обещано миру, и о том, что все надежды на счастье оказались уничтожены рукой ее собственной кузины Дани. Элси уже знала о бегстве Кейт, о предательстве Гофтских Галвеев, о долгом и опасном ее путешествии. Впрочем, Кейт изложила свою историю, стараясь не упоминать о магической подоплеке событий.

— И Дугхалл примирился с этим… твоим предательством?

Не зная о магии… о битвах между Волками обеих Семей, о Соколах и Драконах, о Возрожденном, о пророчествах и о Дане, Элси просто не сможет понять все произошедшее. Кейт рассудила, что, наверное, так будет лучше… если Элси не узнает о возвращении в мир магии, она не станет бояться неведомых для нее чар. Элси будет спокойна, хотя, возможно, и возненавидит Кейт на всю оставшуюся жизнь. Кейт подумала, что сумеет примириться с этой ненавистью, ведь отныне ее душу будет согревать знание о том, что Элси и двое ее детей уцелели.

Но какое она имеет право скрывать правду от Элси? Горчайшая правда лучше наисладчайшей лжи. Почему она полагает, что Элси нуждается в спокойствии? Сестра ее утратила гораздо больше Кейт: кроме братьев, сестер и родителей, она лишилась мужа и детей, убитых Драконами или Волками. И если бы Кейт оказалась на ее месте, то, безусловно, захотела бы узнать истинное положение дел.

И в конце концов эта мысль и стала решающей.

— Видишь ли, ты знаешь еще не обо всем, — начала Кейт.

И на сей раз она рассказала сестре всю правду.

Всадники с реющими на ветру вымпелами приблизились К рыболовному становищу карганов. Отряд, выжидая, остановился на достаточном удалении от шатров.

Даня была одета в дивную, покрытую вышивкой замшевую каспу и брюки, которые сшили для нее карганки. Взобравшись на своего лоррага, она в одиночку двинулась навстречу прибывшим: следовало в конце концов соблюдать приличия. Для карганов она была Ка Икой — Богиней Лета, матерью долгожданного спасителя Иксахши. Приняв на себя роль Иксахши, Луэркас сотворил некоторые описанные в легендах чудеса, и слухи о нем пошли по всему краю. Молва распространялась все дальше и дальше. Увечные жители здешних мест, искалеченные безумными чарами тысячелетней давности, приходили отовсюду, не скрывая своих искаженных и уродливых обличий, в поисках свидетельств того, что время их прозябания в холодных пустошах Веральных территорий заканчивается.

По прибытии каждого нового отряда Даня приветствовала его предводителей, Луэркас одаривал их обещаниями, и они оставались, а если и уходили обратно, то лишь для того, чтобы привести в лагерь всех остальных своих родичей. Летний стан карганов, вмещавший поначалу менее сотни мохнатых существ, теперь превратился в город с населением почти в десять тысяч душ. И все они намеревались двинуться на север — в земли более теплые и богатые, ибо голодные легионы увечных опустошили свой край. Вновь стать более или менее пригодным для пропитания он мог разве что через несколько десятилетий.