Миллер Лау - Талискер

— Давай, Малки, проедем еще часа два, пока не наступила ночь. — С этими словами Талискер погнал коня вперед.

На ночлег расположились в березовой рощице. Тонкие ветки не слишком-то защищали от ветра, однако лучшего укрытия не нашли. Талискер был уверен, что их преследуют волки, и несколько раз даже видел серые тени. Он ничего не сказал об этом Малки; впрочем, когда они разожгли огонь, горец заметил:

— Нам бы лучше ехать всю ночь. Не хочу тебя тревожить, Дункан, но я видел пару волков.

Договорились по очереди сторожить. Талискеру выпало нести вахту перед рассветом. Стало совсем холодно; он поплотнее завернулся в одеяло и уставился в огонь.

Его разбудил Малки.

— Дункан, вставай. Лошадей нет.

Чаплин холодно посмотрел на орла. Если он и испытывал когда-нибудь теплые чувства к Макпьялуте, то за пять дней совместного пути они исчезли. Действия принца были понятны, но легче от этого не становилось. К тому же Чаплин вообще не хотел никуда ехать. В его планы не входило удаляться от Талискера и камня — единственной ниточки с Эдинбургом. Убедил Мориас.

— Мирранон ничего не сможет без тебя сделать. Трое прошли сквозь врата, и вернуться могут только трое. Так подсказывает здравый смысл, — легко солгал сеаннах. — Пойми, Чаплин, сама земля избрала тебя. Ты новый сеаннах, и только ты можешь вызвать Фер Криг, героев. Я бы, конечно, пошел, да старость не позволит мне добраться туда живым.

— Почему ты не предупредил меня раньше? — злился Чаплин. — Ты встретился с Талискером и мной у проклятых камней. Почему мы не сделали этого тогда?

— Я не думал, что это возможно. Идея принадлежит Макпьялуте.

Макпьялута…

После первого же нападения отряда кораннидов Чаплин раздумал идти. Он решил, что если поспешит, то сможет обогнуть город и догнать Талискера и Малки. Однако стоило ему повернуть назад, как на тропу перед ним приземлился орел.

— Ты куда? — раздался голос в голове. Птица глядела, не мигая.

— С меня довольно, — рявкнул Чаплин. — Нас здесь просто убьют. Лес кишмя кишит кораннидами, а я даже не верхом.

— Лошадь не слишком помогла бы тебе в лесу, и ты это прекрасно знаешь. Значит, боишься?

— Нет, — солгал Алессандро. — Просто не хочу так глупо лишиться жизни.

— Проклятый трус. — Птица моргнула.

— Что?

— Ты слышал. Мне надо было идти самому. Нет, надо было напасть на твоего драгоценного Талискера и отнять у него камень. А я позволил тану и старому глупцу сеаннаху указывать мне… И теперь служу нянькой жалкому трусу! Ты пойдешь вперед, Алессандро Чаплин, потому что я дал слово.

— Ты не можешь меня заставить… — начал Чаплин.

— Могу, — перебил Макпьялута и без лишних слов показал это — схватил в когти бревно и разорвал его на две части.

Чаплина страшно разозлили угрозы, и он обнажил меч.

— Я не трус, Макпьялута! — заорал Алессандро.

Но орел более не посылал телепатических сообщений, а взмыл в небо и принялся высматривать кораннидов. Ветер, поднятый могучими крыльями, качнул кусты на поляне, взметнул волосы и плащ Чаплина.

— Я не трус! — снова завопил полицейский, размахивая мечом. — Я сицилиец!

Увы, орел улетел вперед и не обращал на него внимания. Оставалось лишь вложить меч в ножны и последовать за ним.

Теперь, на пятый день пути, Чаплин подошел к полянке, на которой Макпьялута решил остановиться на ночлег. Алессандро внимательно посмотрел на орла, размышляя, спит ли тот хоть когда-нибудь. Путники словом не обмолвились со времени своей стычки, и в нормальной ситуации это не обеспокоило бы Чаплина — он мог бы дуться остаток жизни, особенно если его назвали трусом, — но сегодня ему нужно было поговорить с принцем.

— Макпьялута, за нами следят.

Сид резко обернулся и принял человеческий облик.

— Это невозможно, — сказал он. — Я кружил над тобой всю дорогу. Там никого нет.

— А я говорю, есть, — настаивал Чаплин. — Я уже три раза слышал что-то.

— Зверь? Кораннид?

— Нет… не знаю точно. Кажется, человек.

— Пойду посмотрю, — холодно проговорил Макпьялута, оскорбленный тем, что его способности подвергают сомнению. — А ты, быть может, соизволишь развести костер?

Чаплин сдержанно кивнул, а принц принял облик орла и взмыл в вечернее небо.

Два часа спустя он все еще не вернулся. Совсем стемнело, и Алессандро придвинулся ближе к огню, вслушиваясь в лесные звуки — вдруг подкрадется какой-нибудь зверь? Он был уверен, что Макпьялута не показывается нарочно, чтобы выразить свое презрение, и наблюдает свысока, как он нервничает, так что полицейский старался двигаться естественно и спокойно. По неизвестной причине ему вспомнился отец. Вот кто с радостью воспринял бы все это — битвы, задание вызвать к жизни Фер Криг, вот кто стал бы великим воином, о котором складывают легенды. Всю жизнь отец боролся с чем-то, нес в своей душе заряд темной ярости…

В деревьях раздался придушенный крик. Чаплин бросился к огню и схватил горящую ветку. Сердце колотилось, как бешеное. На поляну спустилась огромная тень — орел. Макпьялута выпустил из когтей что-то серое, большое, упавшее в кусты с приглушенным стоном.

— Как ни печально признавать, — объявил принц, — ты оказался прав. За нами и в самом деле следили, причем весьма неумело.

Чаплин бросился к серой фигуре.

— Стоять! Бросай оружие! — приказал он.

Фигура с трудом вылезла из кустов, серыми одеждами цепляясь за колючки. Макпьялута приземлился рядом с Чаплином, обратился в человека и обнажил меч.

— Пожалуйста, не надо… Это я… — раздался знакомый женский голос.

Мужчины переглянулись. Незнакомка откинула капюшон плаща.

— Это я. Леди Улла.

Макпьялута был сражен. Он бросился вперед и помог девушке дойти до костра, непрерывно бормоча извинения. Чаплин с трудом сдерживал смех при виде смущения заносчивого принца, однако первый взгляд на Уллу в свете костра уничтожил желание веселиться. Она была исцарапана кустами, глаза слегка заплыли, изуродованная сторона лица покрылась язвами. Как ни странно, к огню дочь тана подошла почти самостоятельно и с радостью опустилась на одеяла Чаплина.

— Госпожа моя, с вами все в порядке?

— Более или менее, сеаннах. — Она коснулась лица. — Мне не хватает моего бальзама, и я недооценила трудности пути. К боли я привыкла, но к такому…

— Госпожа, позвольте мне, чтобы хоть отчасти искупить свою вину, сделать вам бальзам. Мы, сиды, прирожденные лекари. — Принц сдержанно поклонился.

Чаплин увидел, что леди Улла плачет. Черты ее лица оставались неподвижны, но в свете огня были заметны ручьи слез, которые, изливаясь на язвы, наверняка причиняли ей новые мучения. Он не знал, что и сказать, как неожиданно девушка сдавленно рассмеялась.