Ольга Ларионова - ЕВАНГЕЛИЕ ОТ КРЭГА

– Есть такое дело! – весело проговорил Харр, стряхивая крошки. Пойдем-ка по воду, а то я что-то не слишком доверяю этой змеиной посудине!

Но кожаную флягу, карликово творение, он все-таки за плечо закинул – не напиться, так умыться. Хотел было спускаться вниз, как вдали, в высокой траве, означились две человеческие фигуры.

Харр снова залег в своей ложбинке и приготовился к встрече.

Пока они подошли, он даже малость продрог – солнышко еще не грело, а лежать неподвижно во сне почему-то теплее, чем наяву. Наконец он смог разглядеть их постные, точно пожизненно удрученные лики, посконные балахоны, перепоясанные травяными плетешками, отсутствие всякого оружия. Ну вот и встретились. М'сэймы. Наконец-то стало интересно.

Он проворно отполз назад, так чтоб его не было видно, закатал в плащ свой меч, сапоги и суму с разноцветными денежками, нашарил глубокую трещину; затолкав все это поглубже, засыпал мелкими камешками. Кинжал оставил при себе – не поверят, что по чужим местам совсем безоружный шатался, начнут еще шарить… На прежнее лежбище заполз так же незаметно, притаился. Двое уже приблизились к белому камню, оглядывались недоуменно. Потом один из них засвистел – не так пронзительно, как птица-сеть, но уши все-таки заложило. Харр нисколько не сомневался, что ищут его бренные останки.

Он выпрямился во весь рост, потягиваясь, точно только что проснулся.

– Эй, странники ночные, – крикнул он, – далече ль до ближнего стана? Померз я на камне-то…

Они круто повернулись к нему, и он даже испугался: а ну как бросятся в бега, ищи потом ветра в поле! Но они быстро направились к нему, высокий размашистым шагом, низенький – чуть поболее вчерашнего карлы – семенящим бегом с прискоками.

Подошли к подножию холма, остановились, подозрительно оглядывая мирно потягивающегося менестреля.

– Здесь нет станов, человече, – проговорил наконец высокий, и Харр разглядел у него на шее узкий несъемный ошейник. – Ты пришел не туда.

– А куда я пришел?

– К истоку веры.

Харр присел на корточки, глядя широко раскрытыми невинными глазами прямо в лицо беглому телесу:

– А ты-то почем знаешь, что я истинной веры не ищу?

М'сэймы растерянно переглянулись. Было очевидно, что посылали их вовсе не за тем, чтобы проводить диспуты.

– Смутен ты, – угрюмо проговорил бывший телес. – А кто смутен, тот и других смутит.

– А ты бы не мудрствовал, человече, – как можно мягче проговорил Харр. Встретил – веди к своим.

«Свои» поджидали у следующего холма. Впрочем, нет, не ждали. На Харра воззрились с безмерным удивлением, даже работу побросали. Работа, между прочим, была диковатая – отощавшие, смуглые от загара молчаливые мужики голыми руками вскапывали землю вокруг отвесно вздымавшегося скалистого холма. Основание его было грубо обтесано примерно на высоту человеческого роста: ниже шла канава, в которой самые ретивые землекопы стояли уже по пояс. Одеты были небогато: кое-кто в одинаковых бесцветных балахонах, остальные – в своем, по уж очень драном.

К Харру, шлепая сандалиями по собственным пяткам, подошел еще один с постным ликом и тремя причудливыми узлами на перепояске.

– Чтишь ли ты Единого Неявленного, человече?

Харр пожал плечами:

– Я ничего о нем не знаю, как же я могу его чтить?

– Ответил честно, – с легким удивлением констатировал постнолицый. – Но есть же у тебя собственный бог? Каков он?

– Да солнце ясное, кто ж выше его.

– Выше его – Неявленный, – законно отозвался вопрошавший и не удержался почесал в затылке. – А как это ты выбрал бога, до которого и дотянуться-то нельзя?

– Я не выбирал, солнцу красному весь мой народ кланяется.

Челюсть клацнула, отвисая.

– Одному?

– Одному, человече.

Озадаченный м'сэйм топтался на месте, явно не зная, как поступить с этим свалившимся ему на голову пришельцем.

– Ну и чего ты к нам подался? – спросил он с тихой ненавистью, как видно, уже предчувствуя, что теперь мороки не оберешься.

– Душа истины алчет! – торжественно возгласил Харр. – А вы что, разве не всех принимаете?

Это вернуло допросчика к его прямым обязанностям.

– Всех, всех. Железа на себе имеешь?

Харр с сожалением вытащил из-за пояса кинжал.

– Брось!

Пришлось разжать руку. Добрый клинок, обиженно брякнув, зарылся в пыль. М'сэйм выпростал ногу из сандалии, нагреб еще немного землицы и затоптал кинжал, не прикасаясь к нему руками.

– Копай со всеми, – приказал он Харру. – А надумаешь вернуться, ступай спиной к солнцу. Мы никого не держим.

И пошел прочь. М-да, не больно много удалось узнать. Ну да там посмотрим, ведь сказали – не держат. А огниво-то, слава Незакатному, отобрать не догадались.

Он без излишнего энтузиазма подошел к груде камней, образовавшейся после обтесывания скалы, выбрал острый и длинный осколок. Спрыгнул в канаву, огляделся. Ни одно из лиц симпатии не вызывало, но один ошейный телес с рубцом на подбородке – видно, тщился ошейник расколоть – показался ему хотя бы не таким грязным, как все.

– Я землю рыхлить буду, а ты выгребай, – сказал он телесу, пристраиваясь рядышком.

Телес испуганно шарахнулся.

– Это ж камень, богом сотворенный, – не железо поганое, – громко и назидательно изрек Харр.

Его спокойная уверенность подействовала – работа пошла на двоих, поначалу даже стало весело. Потом, естественно, прискучило: новизны впечатлений от землеройного труда хватило разве что на пару часов. Напарник работал старательно, но губы при этом сжимал до синевы; верно, болтать здесь считалось за грех. А этому было чего бояться – с его-то ошейником если выгонят отсюда, то одна дорога: в лес, к подкоряжникам. Солнце уже клонилось к закату, и молчаливые труженики все чаще и чаще на него поглядывали. Харр тоже помалкивал, верный своему правилу ни о чем поначалу не спрашивать, а подмечать то, что само на глаза да на слух попадается.

Наконец солнце коснулось своим тусклым задиком края земли, тотчас раздался знакомый пронзительный свист. Все разом выпрямились, бросив работу, и двинулись вдоль основания холма, обтекая его кто слева, кто справа. Харр припрятал свою ладную мотыжку, чтобы назавтра никто ее не перехватил, и пошел следом за всеми.

С другой, солнечной стороны холма канава была вырыта в ширину человеческого роста, устлана сухой травой и прикрыта сверху наискось прислоненными к стенке стволиками молодых деревьев; ветви их на одном краю были уже часто переплетены толстыми травяными стеблями. Однако разглядывать это нехитрое жилище, в котором ему совершенно очевидно предстояло провести не одну ночь, было недосужно: все м'сэймы, числом около тридцати, столпились возле широкого чана с водой, торопливо смывая грязь с запыленных лиц и почерневших рук. Харр скривился, увидав бурую взбаламученную воду – опоздал, теперь в нее и палец-то окунуть противно. Однако пришлось все-таки сполоснуться, и, пока он обтирал руки о собственные штаны, на лице его отразилась такая брезгливость, что давешний напарник над ним сжалился: