НИЭННАХ ИЛЛЕТ - ЧЕРНАЯ КНИГА АРДЫ

– Довольно! – взревел Тулкас. – Пора покончить с гнусным мятежником!

– Помедли, о могучий Тулкас, – сказал Манве. – Велика сила Врага…

– Прости, о Великий, что смею говорить без твоего позволения…

– Говори, – тут же разрешил Король Мира.

– Мощь его не столь велика, как думает он. Он не ждет войны, ибо уверен, что никто не осмелится напасть на него. Слуги его слабы и неискушенны в деле военном, Орки же покуда немногочисленны. Собери войско, о Король Мира, и да возглавит его могучий Тулкас, неодолимый воитель. Я же знаю укрепления Врага и укажу вам дорогу.

Тогда восстал с трона Манве, Король Мира, и молвил:

– Да будет так. Ты же, Курумо, получил прощение Великих, и ныне ждем мы, чтобы деяния твои стали порукой словам твоим. И будешь ты в чести среди народа Валар.

И, пав на колени, припал младший брат Гортхауэра к руке Манве. И младший брат Мелькора не отнял руки.

«Тогда сказал Манве Валар: „Таков совет Илуватара, открывшийся мне в сердце моем: вновь должно нам принять власть над Ардой, сколь бы велика ни была цена, и должно нам избавить Квенди от мрака Мелькора“. Тогда возрадовался Тулкас, но Ауле был опечален, предвидя, что многие раны причинит миру эта борьба… Долгой и тяжелой была осада Утумно, и много было битв перед вратами Черной Твердыни, о которых не дошло до Эльфов ничего, кроме слухов…»

Так говорит «Квента Сильмариллион».

Эленхел. Имя – соленый свет далекой звезды. На языке Новых, Пришедших, оно прозвучало бы Элхэле, звездный лед. Зеленоватый прозрачный лед, королевской мантией одевающий вершины гор, цветом схожий с ее глазами.

Он сказал как-то – Элхэ. Имя – горькое серебро полынного стебелька. Назвал так – и не ошибся. И вправду похожа на стебель полыни – невысокая, хрупкая, тоненькая. И этот невероятный цвет волос – почти серебряные, словно водопад светлого металла. Огромные, на пол-лица глаза – прозрачно-зеленые, как горные реки зимой…

Она редко плакала, но смеялась еще реже. Она была – мечтательница, умевшая рассказывать чудесные истории, но иногда взгляд ее становился горьким и пристальным – тогда немногие могли выдержать его, ибо была она – Видящей.

Непредсказуемая, она могла часами беседовать с Книжником или Магом, расспрашивать Странника об иных землях, и они забывали за разговором, что ей лишь шестнадцать – слова ее, печальные и мудрые, казалось, не принадлежали подростку; – а потом вытворяла что-нибудь по-мальчишески лихое и отчаянное. Ну кто, кроме нее, отважился бы летать в полнолуние в ночном небе, оседлав крылатого дракона? Дети восхищались и втайне завидовали, Учитель хотел было отчитать за хулиганство, но был совершенно обезоружен смущенной улыбкой и чуть виноватым: «Но ведь он сам позволил… Знаешь, Учитель, ему понравилось…»

Подолгу сидела она со своим братом Дэнэ и рассказывала ему о звездах и Арте. Ей говорили: «Послушай, ведь он же ничего не понимает – ему же так мало лет; погоди, пусть подрастет немного…» Она улыбалась и отвечала: «Нет, он понимает и будет помнить…»

В последнее время так случалось все чаще: она уходила одна в горы, в леса, к реке и возвращалась молчаливой и грустной. Одиночество – священный дар; никто не расспрашивал ее, но задумчивость и некоторая «поэтическая меланхоличность», как с усмешкой определил отец, появившаяся в ее облике, и та мягкая женственность, что внезапно открылась в ней, наводили на мысль, что пришло время оттаять сердцу маленькой Снежной Королевы. Мать лукаво и ласково улыбалась, отец недоумевал – что же скрывать-то? – юноши гадали, кто стал счастливым избранником…

Из цветов и звезд сплету я венок тебе, сердце мое: звезды неба и звезды земли, травы разлуки и встречи, жемчужины скорби вплету я в венок тебе,

Крылатая Тьма; тонкой нитью жизни моей перевью цветы…

…Такая сумасшедшая выдалась весна – никогда раньше не было такой. Он-то видел все весны Арды и помнил их – бессмертные ничего не забывают. Сумасшедшая весна – словно кровь бродила в жилах, как молодое вино. Как-то получилось, что он оказался совсем один – всех эта бешеная круговерть куда-то растащила. Утром он столкнулся с Гортхауэром – глаза у того были большущие и совсем по-детски восхищенные. Он смотрел на Мелькора и словно не видел его, вернее, никак не мог понять, кто перед ним.

– Что с тобой? – удивился и немного испугался Вала, Гортхауэр ответил не сразу. Говорил он медленно, словно обдумывая слова, и голос его снизился почти до шепота.

– Но ведь весна, – непонятно к чему сказал он. – Ландыши в лесу…

А потом ушел, словно околдованный Луной.

Мелькор засмеялся. Чего уж непонятного – весна, и в лесу ландыши. Конечно. Что может быть важнее? Весна. Ландыши. Брось думы, бессмертный зануда, иди – весна, в лесу ландыши. Ведь пропустишь всю весну! И ему стало почему-то настолько хорошо из-за этой простоты ответа – весна, ландыши – что он просто, как мальчишка, поддал дверь ногой и выскочил наружу, под теплые солнечные лучи. Чего еще нужно? Вот она, эта жизнь, и не ищи ее смысла, просто люби и живи.

Лес был полон весеннего сумасшествия. Даже лужицы между моховыми кочками неожиданно вспыхивали на солнце, словно тот смех, что доносился с реки. Неужели купаются? Ведь вода еще холодна… Он пошел на смех. Здесь берег был самым высоким, и лес подходил вплотную. На камне под обрывом кто-то сидел. Он раздвинул ветви. Совершенная неподвижность. Бледно-золотые волосы. Конечно, это Оннэле Кьолла. Даже в такой яркий день. У нее бывали такие часы – ничего не замечая, она замирала, погруженная в непонятные мысли, и если удавалось ее вывести из этого состояния, она говорила: «Я слушала». А что слушала – она даже не могла объяснить. Однажды она почти весь день просидела так под холодным ветром и мокрым снегом – после того, как он пытался зримо изобразить вечность. Тогда ее привели домой Эленхел и Дэнэ, и пришлось срочно лечить ее – она жестоко простудилась. А сейчас ему, словно мальчишке, захотелось тихонько подкрасться и дернуть ее за волосы. Он беззвучно рассмеялся.

– Оннэле!

Девушка медленно обернулась. Она улыбалась, и на ее коленях он увидел венок.

– Ты опять задумалась? Даже сегодня?

– Мысли не выбирают часа, Учитель. Приходят, и все.

– Да брось ты их! Сейчас весна ведь. Ландыши в лесу! Кстати, вот и венок. Значит, кто-то подарил? Так ведь?

– Да, – девушка рассмеялась. – И знаешь кто? Гортхауэр.

– Да? – брови Мелькора поползли вверх.

– Учитель, ты ошибаешься. Я поняла, о чем ты подумал. Знаешь, просто у меня не было венка – некому подарить. Он и сказал, что сегодня – он мой рыцарь. Просто пожалел, видно.

– Неужели никто не подарил тебе венка? Ты же так красива…