Наталья Игнатова - Дева и Змей

— Не буду.

— Куда бы и что я доложила? Курт, последние двадцать лет я — учитель средней школы. Школы не совсем обычной, но ты же сам понимаешь, насколько далеко разошлись мои пути с тем, чем пришлось заниматься в войну. Только Джеймс Бонд бессмертен и не стареет. А у меня, слава богу, не осталось ничего, кроме нескольких полезных знакомств.

— Я тут, знаешь, подумал, — Курт отправил в рот сразу половину сардельки, — пока был в гостях. Там такая семья, аристократы, живут прямо в замке, как в Средневековье, и у них прислуга, вроде унтерменшен [51]. Прав нет — одни обязанности. Я удивлялся, как это так можно? А сюда приехал, смотрю, у нас ведь то же самое.

— Что именно? — Варвара Степановна налила себе чаю. — То, что мы здесь, а они где-то там, в людской или на кухне?

— Ну, примерно.

— А ты чего бы хотел? Чтобы все люди в одночасье поняли, как должно быть правильно?

— Да нет… То есть, да, хотел бы. Но я же знаю, что это невозможно. Не маленький. Просто я понял, что зря о фон Нарбэ плохо думал.

— Не маленький, — вздохнула Варвара Степановна. — Ох, сынок, как я жалею иногда, что ты уже не маленький!

После обеда Курт отправился прямиком на улицу Преображения Господня. Пешком пошел, но, пройдя через центр города, оставив позади красивые особняки и нарядные парки, понял, что спешит, и забрался в пыхтящий мимо автобус.

Проезд здесь, как и в Москве, был бесплатный, но стоило войти в салон, как немногочисленные пассажиры, все вместе, встали и слаженно поклонились. Курт стиснул зубы. Если бы неприятные ощущения можно было перевести в деньги, их хватило бы на оплату самолетного билета от Будапешта до Владивостока.

— Добрый день, — вежливо выдавил он.

Выслушал разноголосицу ответов. Устроился в уголке и всю дорогу старательно смотрел в окно, всем своим видом изображая, что он и автобус находятся в разных измерениях.

А в доме Элис было тихо. Уютно было и солнечно. Такое впечатление, что хозяйка вышла на пару минут, и вот сейчас вернется. Даже, как будто бы, пахло пирогом в духовке.

Курт прошелся по комнатам, слушая щебет птиц в саду. Заглянул в спальню. Увидел висящее на дверцах шкафа бальное платье, красивее, чем в кино, и тихо выругался. Он пока еще не был специалистом, но уж лунный-то атлас мог опознать любой первокурсник. В музее академии хранился образец этого редчайшего, даже для фейри не всегда доступного материала.

Полтора квадратных сантиметра…

Курт вздохнул, и платье отозвалось мягким шелестом, ласкающим слух.

Шкатулку на столике у окна он открыл и тут же захлопнул. Нет. Вот о таком не знали, пожалуй, даже самые заслуженные из профессоров. Но эхо веселого голоса Элис, ее смех, ее вдохновенная детская радость еще несколько мгновений висели в пронизанной солнцем тишине спальни.

Ей хорошо было с Драхеном. Она, пожалуй, была счастлива. Но что Змей сделает с ней, с девочкой нежной и хрупкой, совершенно беззащитной перед ним? Он несколькими словами сломал жизнь мудрецу Лихтенштейну, а для Элис и слов не понадобится. Чтобы искалечить душу любой девчонки, не надо быть Змеем, достаточно обычного эгоизма, а уж Элис, она и вовсе… снегурочка. Растает и умрет.

Курт вернулся в гостиную, посмотрел на рассыпанное по столу содержимое дамской сумочки, на сумочку, лежащую тут же, на полу. Что-то Элис искала. Нашла ли? Надо спросить у матери. И не оставила даже записки. Потому что не вспомнила? Или потому, что собиралась вот-вот вернуться?

Так тоскливо стало от вида этой сумочки, сиротливо раскрытой и брошенной, от беспорядка на столе, от уюта и наполненности покинутого дома, что Курт выругался снова.

Попытки подняться на Змеиный холм ни к чему не привели. Тропинка снова и снова выводила обратно к подножию. А в колючих кустах, окаймляющих тропу, шипели и свивались в клубки блестящие змеи. Раньше Курт видел таких только в серпентарии. Королевские кобры, пятиметровые, красивые и чудовищно ядовитые. Уж где-где, а на севере Германии им точно было не место.

Давно и далеко…

Наэйр оставался в межмирье, пока замок не растворился в пустоте так же, как исчезло тело Владыки. Все, как в сказках, которые он любил когда-то: со смертью злодея рушится и его твердыня.

Взяв с собой Санкрист, принц вернулся на Землю.

Он не знал, как сказать отцу. Что сказать? Как примет князь известие о смерти Владыки? Для него, подменыша, Владыка Темных Путей был одним из столпов мироздания, нерушимым и вечным, как космос. Смерть его была возможна лишь вместе с гибелью всего мира. Может статься, что мир отца действительно рухнет.

И как рассказать ему о том, что мог убить убийцу? Прямо там, сразу после гибели деда. О том, что Звездный, глупец, стоял перед ним без оружия, без доспехов, не собирался защищаться, а он не смог нанести один-единственный удар. Не отомстил. Испугался, а чего, и сам не может теперь понять. А отец, конечно, припомнит давнее обещание не убивать смертных, он же не знает, что Звездный — фейри, и обещание ни при чем, просто никогда еще не приходилось убивать вот так — наверняка и… нечестно.

— Звездный? — только и спросил князь, увидев Санкрист.

Михаил кивнул. Ожидал следующего вопроса: “почему Звездный не убил тебя?”, но отец не стал спрашивать, отец взял черный меч и глаза его полыхнули алым, напомнив страшный огонь в прорезях бархатной маски.

— Без Владыки Темных Путей мир обречен на гибель, — проговорил князь, покачивая клинок в ладонях, — ты и сам это знаешь. Ни я, ни ты, не можем взять Санкрист и стать новым Владыкой, но ты, Наэйр, можешь заменить деда. Мир это не спасет, но приговор будет отсрочен. Ты знаешь, что такое Представляющий Силу?

Принц знал. Представляющие есть в каждом из множества миров, они стоят у источника Силы, и, по мере надобности, распределяют ее среди народов Полуночи. Должность скорее ритуальная, чем необходимая, поскольку дед и сам прекрасно справлялся с наблюдением за своими подданными.

— Источником Силы был твой дед. Ты можешь встать на его место и взять под свою руку всех его подданных. Нельзя, чтобы Сила иссякла, потому что тогда полуночные фейри будут кормиться, кто как может, и начнут подвигать смертных на новые и новые преступления, и не будет над ними никого, кто смог бы остановить их и утолить их голод. Когда великое Зло уходит, зло малое начинает плодиться, как черви в трупе. Ты понимаешь меня, Мико? — в голосе князя проглянули вдруг печаль и давно забытая нежность. — Ты помнишь, кому служил твой дед?

— Дьяволу.

— Нашему создателю. Видит Бог, я хотел спасти твою душу, я и сейчас хочу этого, пусть даже ценой гибели всего сущего, будь оно проклято, но я — всего лишь смертный… Решать тебе.