Дмитрий Емец - Месть валькирий

– Конкретнее!

– Оно подгнивает... С ветки упало... Я так представил! – объяснил Меф.

– Жуть. Вероятно, яблоня росла высоко в горах, судя по размеру вмятины, скатываясь вниз, яблоко пересчитало все скалы... Не обижайся! Ты справился вполне прилично. Я доволен. Для первого года занятия – кстати, скоро будет год! недурственно. Ступай! – сказал Арей, кивком головы отпуская Мефодия.

В приемной была страшная давка: нагрянули комиссионеры с квартальными отчетами. Мефодий поднялся на второй этаж. В гостиной за общим столом сидел Чимоданов и что-то писал гусиным пером. Рядом на столешнице помещался Зудука, выцеливая из двуствольного пистолета мух, пятна на стенах и вообще все, что попадалось ему на глаза. Разумеется, когда появился Меф, он незамедлительно перевел стволы на новую цель. Буслаев понадеялся, что пистолет не заряжен, хотя рядом на полу была подозрительно просыпана счищенная со спичек сера. Последнее время бедный Зудука испытывал перебои с порохом и обходился спичками.

– Что делаем? – бодро поинтересовался Меф у Чимоданова, стараясь не смотреть на Зудуку. Он по собственному опыту знал, что, если обратить на него хотя бы на копейку внимания, Зудука потом вообще не отвяжется.

Петруччо с гордостью помахал пером.

– Да вот! Составляю бумажку в Канцелярию. Перспективный план развития русского отдела мрака на следующее столетие. Двенадцать страниц, и все кровью! Первая группа, резус положительный. Название глав – второй, отрицательный – все чин-чинарем.

– Тебе кто-то поручал его составлять?

– Поручал? Мне? Да никто! – удивился Чимоданов. – Я сам все придумал. Первая часть письма: введение и анализ уже существующего плана. Вторая – общая характеристика и недочеты. Третья – меры по улучшению эффективности работы. Интесно? можно будет подать на грант... – в голосе Чимоданова появилась нежность.

– У мрака нет грантов, – сказал Буслаев.

– Ты просто не в курсе, чайник. У мрака есть все. Даже дорожные знаки в геенне огненной с указанием средней температуры лавы. И, кстати, установлены по моему предложению! – вытянув губы трубочкой, снисходительно заверил его Петруччо.

– По твоему предложению?

– Ну да. Это было в моем самом первом проекте! Вообрази, грешники устанавливают знаки, а они на другое утро превращаются в раскаленный металл! А? Впечатляет?

И, не дожидаясь ответа, Чимоданов вновь уткнулся в бумаги.

– Вот слушай! «Опираясь на предыдущий тезис, не побоюсь сказать следующее: анализ эсхатологической тенденции последних десятилетий неумолимо свидетельствует, что все вытекающее является следствием того втекающего, о котором я имел честь написать в первой части исследования... Таким образом, если все вытекающее вытекает, а все втекающее втекает...» – с удовлетворением прочитал он.

– Чушь какая! Втекает, вытекает... Скажи лучше, что всё тупое притормаживает!.. – проворчал Меф.

Чимоданова он с каждым днем не переносил все больше и больше. Зато к Мошкину Меф по-своему привязался. За внешней застенчивостью и неуверенностью в нем угадывались глубина и хорошее сердце. Ощущалось, что при определенных обстоятельствах он вполне способен на самопожертвование, в отличие, скажем, от Чимоданова, который скорее пожертвует всеми упомянутыми в телефонном справочнике, чем своим мизинцем.

В комнате Мошкина что-то упало. Затем дверь открылась и появился он сам, уныло созерцающий нечто, похожее на половинку баранки.

– Чашка? – поинтересовался Меф, невольно вспоминая другие чашки и при других обстоятельствах.

– Ручка от чашки... Она была треснутая. Я налил кипяток и... Можно, я дальше не буду рассказывать? – сказал Мошкин грустно.

Перед чашками он был в неоплатном долгу. Ни одна не жила у него больше трех дней. Меньше, чем солдат во время фронтового наступления.

– Хотя бы не ошпарился? – спросил Меф.

Вопрос был чисто риторический. Евгеша успел бы трижды остудить кипяток прежде, чем он коснулся бы его ног.

– Нет. Но кусок льда упал мне на ступню, точно на ноготь мизинца... – сказал Мошкин еще печальнее.

– Слушай, – начал Меф. – Ты же повелеваешь водой? Что мешает тебя сделать чашку изо льда, внутри которой будет горячий чай? Ведь ничего, согласись? Если чашка будет подтаивать, ты ей это запретишь. Ну как?

Мошкин задумался.

– Я бы мог, наверное, даже устроить так, что она повисла бы в воздухе. И ложку бы отлил изо льда, – сказал он неуверенно.

Услышав в гостиной голоса, из комнаты вышла Ната. В правой руке она держала зеркало. В левой…м-м-м... еще одно зеркало. Это выглядело смешно, хотя дело было совсем не в самолюбовании. Так, с двумя зеркалами, Арей учил ее отрабатывать магическое парирование.

Глядя в зеркала, Ната сосредоточивалась, и лицо ее начинало атакующую пляску. Отражаясь в двух стеклах сразу, атака удваивалась и обрушивалась на саму Нату, не оставляя ей выбора – или отразить ее, или умереть от любви к самой себе, как некогда это произошло с магом Нарциссом во время тренировки у ручья. Случай, кстати, хрестоматийный, хотя впоследствии и превратно истолкованный.

Ната, однако, в отличие от бедного Нарцисса, была способной ученицей и, не боясь собственных чар, с ненасытной жадностью познания совершенствовала мастерство. И мастерство это было так велико, что, красиво или некрасиво ее лицо, не имело уже ни малейшего значения. Переходный возраст, не пощадивший десятки самых кукольных девичьих лиц, не пощадил и ее лица. Странное, асимметричное, немного вытянутое вперед, как у умной обезьянки, оно привлекало главным образом своей необычностью. Но это если судить о лице в застывшей неподвижности – такой, каким оно бывает во сне или на фото для паспорта.

Однако едва Ната начинала улыбаться, двигаться, говорить, лицо ее менялось, и тогда ни один самый суровый критик не сумел бы найти и малейшего недостатка. Это была насмешка над красотой, но насмешка, превосходящая красоту.

Если бы опытного суккуба – а кто больше в мире мрака понимает в любви? – спросили бы, что он думает о Нате, суккуб ответил бы: «Она полна таинственности, как усмешка русалки-фараонки в тот последний миг, когда та утаскивает жертву в омут» И это высший комплимент, на который суккуб способен.

Недавно Ната одним движением бровей добилась того, что водитель автомобиля, гневно сигналившего им, чтобы они убрались с пешеходного перехода, въехал в столб. Ната была не одна. С ней рядом находились Дафна и Улита. Они искали индийский магазин, чтобы купить аромалампы. Кроме того, Улите нужен был пышный рыжий парик с буклями, чтобы приклеить его к прилизанной макушке Тухломона. Зачем? А просто так!

– Надо же! Потерять от любви голову, и так быстро! – поразилась Даф, когда из машины выскочил ошеломленный молодой водитель.