Питер Бигл - Архаические развлечения

– Все не так просто, – Фаррелл едва услышал Бена, но собаки прервали безостановочный бег трусцой по кругу и подтянулись поближе, свесив слюнявые пятнастые языки и обратив к Бену с Фарреллом морды, придававшие им сходство с летучими мышами. – Он ведь тоже не в состоянии этим управлять. Он приходит не потому, что ему так хочется.

– Стало быть, налицо нарущение гражданских прав, – сказал Фаррелл. Он начинал ощущать, как основательно ободраны его ребра. Еще и голова начинает болеть. – Расскажи мне, как вы это делаете.

Ответ был тих, ясен и звучал на удивление торжественно:

– Я люблю его, Джо. То, что происходит между нами – это обмен, совсем как в любви. Он жив в своем мире, точно так же, как я в моем. Мы нашли способ обмениваться временами – на десять секунд, на пять минут, на полдня, на двое суток. Просто сейчас все немного вышло из-под контроля. Совсем как в любви.

Мимо прошел служитель, который нравился Фарреллу, покричал, сообщая, что решили предпринять ветеринары по поводу пораженной артритом задней ноги носорога. Бен неожиданно рассмеялся, дребезжащим и тонким смехом пилы, впивающейся в сырое дерево.

– А может быть, это больше похоже на шуточку Граучо Маркса, помнишь?

– насчет того, как он подцепил брайтову болезнь, а Брайт подцепил его.

Казалось, он собирался коснуться Фаррелла, но не смог отвлечься от себя дольше, чем на мгновение.

– Джо, никто ни черта не знает о том, что значит быть викингом девятого столетия, никто, кроме меня. Знают дурацкие стихотворные формы, знают даты, королей, похоронные обряды, знают, кого победили датчане, а кого юты. Но никто, ни один человек в мире, не сможет рассказать тебе викинговского анекдота. Только я, понимаешь? Хочешь, расскажу?

– Если это насчет двух шведов, то я его уже слышал, – устало ответил Фаррелл. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне, куда ты уходишь, как ты туда попадаешь и что испытываешь, когда попадешь.

Он взглянул на часы и добавил:

– И я считаю, что тебе следует сделать это, как можно быстрее, потому что мне уже скоро грузиться в мой зелененький поезд.

Черт, даже подмышки болят. Стар я уже для этого, как и для всего остального.

– Брайтова болезнь, – сказал Бен. Он вновь рассмеялся, на сей раз как прежний Бен, и не сразу сумел остановиться. – Джо, я не знаю, как тебе рассказать. Меня переполняют воспоминания, не принадлежащие мне. Вот эти каштаны, которые ты мне дал – я съел их в этом времени, но ощутил их вкус и в другом. Кто-то там ощутил их вкус.

У Фаррелла подлинным образом отвисла челюсть – ощущение для него совершенно новое.

– Там у всего иной вкус, Джо. Там другой свет, другие созвездия, другие выражения лиц, Господи, да они даже свистят по-другому. По-другому чувствуют. Люди не видят снов так, как мы их видим. Ничего похожего на нас, ничего, – голос Бена звучал достаточно ровно, но челюсти постукивали одна о другую. Он продолжал: – Мне иногда снятся его сны, и я не способен сам выбраться из них, не могу проснуться. Не будь рядом Зии, я бы и не проснулся. И никто бы ничего не понял.

– А рядом с Эгилем есть кто-нибудь? Когда он видит твои сны? – Бен заморгал и нахмурился, словно не расслышав вопроса. Фаррелл сказал: – Техника, вот что мне нужно. Процедура. Произносишь ли ты «Сезам», выпиваешь ли какую-то мерзопакость или спокойно стоишь и определенным образом представляешь себе Эгиля. Расскажи же мне, Бен.

Гиеновые собаки взволнованно приплясывали за прутьями, томимые мрачным нетерпением. Фарреллу казалось, что от них исходит смрад крови, конского навоза и шоколада, он мельком задумался, не учуяли ль они Эгиля, хотя бы как нечто, способное наполнить трепетом их девственный разум. Бен молчал, глядя на них. Фаррелл увидел, что его начальник, робко подбирается к нему и Бену, делая вид, что изучает содержимое мусорных урн.

– А Лига? Это с нее все началось, с того, что ты изображал Эгиля в Лиге? Она вас и связала друг с другом?

Бен, медленно опустил руки, не отрывая от них глаз, будто Железный Дровосек после смазки.

– Лига облегчила дело. Знаешь, как клуб знакомств, – теперь Фарреллу пришел черед удивленно заморгать. Бен криво улыбнулся. – Ну, взаимопонимание. Обстановка сочувствия. Уютное осознание того, что тебе могут задать лишь строго определенные вопросы. Нет, Джо, ты переставил причину со следствием. Мне пришлось выдумывать Эгиля для Лиги – как персонаж, этот их личностный отпечаток – единственно ради уверенности, что как бы он себя ни повел, все будут думать, будто это по-прежнему я, изображающий викинга. Лига предоставила нам место, в котором мы можем встречаться, понимаешь? – место, в котором никому не придет в голову, что я спятил. Как бы ни повел себя Эгиль.

Фаррелл отступил, пропуская грузную женщину, передвигавшуюся с помощью рамки, в какой осваивают науку хождения младенцы. Женщина скосилась в сторону гиеновых собак и наморщила нос.

– Вы бы их все-таки мыли время от времени, – сказала она Фарреллу. – Кому может понравиться такая вонища? Люди, вроде вас, никогда о других не думают.

По пятам за ней, захлебываясь слюной и источая мускусные ароматы, проследовали двое укутанных недорослей, а за ними появился начальник Фаррелла, со значительной миной постучал себя по часам, полуприсел, согнув ноги в коленях, и осведомился:

– Ду-дуу? Чуф-чуф? Динь-динь?

– Динь-динь, пожалуй, будет точнее всего, – серьезно согласился Фаррелл. – Я вот только друга провожу до машины.

Начальник наладился возражать, но Фаррелл пояснил:

– Его что-то подташнивает, видимо, отравился в «Кладбище слонов», – и оставил начальника в тревоге взирать им вслед, пока они покидали отгороженный участок с вольерами. Начальнику приходилось работать в зоопарках почише этого, и нервозность, вызванная таковым обстоятельтвом, время от времени проступала в его поведении.

– Ты на машине приехал? – спросил Фаррелл. Бен, поколебавшись, кивнул. Фаррелл взял его под локоток и подтолкнул в сторону автостоянки. – Я к тому, что тебе, может быть, не стоит садиться за руль? Эгиль не может вселиться в тебя на каком-нибудь перекрестке, как ты считаешь?

И пытаясь, превратить свой вопрос в шутку, добавил:

– Сам знаешь, как в Калифорнии строго насчет просроченных водительских прав.

– Он не вселяется в меня. Я же тебе объяснял, тут скорее обмен.

Терпеливый учительский тон заставил Фаррелла вспыхнуть так, что у него даже лицо закололо, будто от множества заноз.

– Слушай, Тугоротый, мне начхать на все, что ты объяснял. Я уже три раза видел его, и все три раза ты отсутствовал подолгу, ты был занят – распоряжался его телом в девятом столетии, – Бен остановился и открыл рот, собираясь возразить, но Фаррелл не предоставил ему такой возможности. – Я все еще не знаю, чем и как ты там на самом деле занимаешься – я знаю не больше этого несчастного простофили Эгиля, но я знаю, что такое страх, понимаешь? И мне по-настоящему стыдно за тебя, впервые в жизни, потому что я сроду не видел человека напуганного до такой степени, как этот мужик. ( Одного все-таки видел – желтоглазого, пришедшего к Зие. ) Тебе должно быть стыдно.