Кэрол Берг - Сын Авонара

Волна гнева захлестнула меня. Не имеет значения, какие требования предъявляются к исполнению приказов или защите горожан от воров и убийц; первой обязанностью шерифа, самим смыслом его существования является уничтожение магов. Хотя шерифа назначает его господин, прежде всего шериф подвластен королю. Человек Эварда. Наемный убийца Эварда.

Больше не шепча, я холодно заявила:

— Значит, вы расскажете им, кто живет у Анны и Ионы.

— Я поклялся богу, поклялся королю исполнять закон.

Я плюнула ему под ноги.

— Это закон Эварда!

Его челюсть чуть напряглась, а в глазах отразилось все, что он думает обо мне.

— Вам здесь нечего делать, мадам.

Пусть грубо, но он, разумеется, прав. Я не могу прятаться за спиной стариков и едва ли могу бежать. Кейрон рассказывал мне, что за жизнь в бегах, у меня не было ни желания, ни умения так жить. Останусь ли я в живых — не так уж важно для меня. Главное, чтобы остались живы Анна с Ионой.

— Значит, вы сдадите меня?

Можно подумать, что я навозный червь.

— Я обязан. Но они не предъявляли мне никаких бумаг, никаких оснований, даже имени не назвали. Насколько я понимаю, это что-то вроде игры между такими, как вы и они. Простым людям от этого одни неприятности. И если я не узнаю причины не делать этого, я расскажу этим людям то, что они хотят знать, уж они-то не станут сомневаться.

Я молчала. Не стану рассказывать незнакомцу, шерифу, о своей жизни. Он засопел, поправил куртку, переброшенную через плечо, и зашагал вниз по тропе.

Холод и темнота объяли меня еще до того, как я ушла с солнца в дом. Я расправила лоскутное одеяло на соломенном тюфяке, который Иона кинул в угол возле очага, убрала кружку, из которой пила накануне, сложила полотенце, которым вытиралась. Когда все было прибрано, я присела на скамью Ионы и долго глядела на залитый солнцем луг, дожидаясь, чтобы шериф отошел достаточно далеко. Потом поднялась и пошла по тропе к деревне, полагая, что уже никогда не вернусь сюда.

Общая комната «Дикой цапли» показалась сумрачной после сияния летнего утра. Прошло время, пока я разглядела четверых мужчин, сидящих за столом в углу: шерифа, двух солдат в красных мундирах и темноволосого человека в черном, сидящего ко мне спиной.

Роуэн первым заметил меня. Выражение его лица нисколько не изменилось. Один из солдат коснулся руки темноволосого человека, и тот повернул голову. Дарзид. Мне показалось, что сейчас меня стошнит.

Он остался сидеть, его начищенные башмаки покоились на столе, он изучал меня.

— Итак, моя госпожа, я вижу, вы вышли в свет. От чародеев к свинопасам. Что дальше? Гробокопатели? Карманники?

— Что вам надо от меня, капитан? — спросила я, не позволяя голосу дрожать.

— Лишь доставить вашей семье весть, что вы живы и здоровы. Ваш брат горюет без вас.

— Чушь!

— Кроме того, вы кое-что должны королю.

— Не может быть.

— Сударыня, вы живы только благодаря его долготерпению.

— Будьте уверены, я благодарна. Что за игру он ведет?

— Благодарности недостаточно. У поручительства короля имеется цена.

Поручительство. Я задохнулась.

— Он не посмеет!

— Посмеет. Первый день осени наступает через три недели. На этого самого шерифа возлагается обязанность следить, чтобы вы исполняли свой долг в День Долготерпения в этом году и во все последующие годы вашей жизни. — Я пыталась заговорить, но Дарзид предостерегающе поднял палец. — Вам лучше не усугублять прошлые прегрешения вероломством. Какой пример вы подадите? Дочь герцога, та, что, по слухам, должна была стать нашей королевой! Разве добрые поселяне поймут, какой чести они удостоены, принимая у себя столь благородную особу?

Один его спутников слегка толкнул его и произнес:

— Особенно если будут судить по ее платью, верно ведь, капитан?

Дарзид радостно засмеялся.

— Пожалуй. Но у нее безупречные манеры. Я уверен, она делает реверанс свиньям, а может быть, обсуждает юридические тонкости с местным шерифом. — Он махнул Роуэну и своим солдатам, чтобы они шли к двери. Встал и расправил складки темно-вишневого плаща. — Хотите что-нибудь передать брату, моя госпожа?

Я была так ошеломлена привезенной им новостью, что не сразу поняла — он не забирает меня с собой.

Дарзид поставил башмак на сиденье стула и подрубленным краем плаща смахнул воображаемую пыль.

— Побыстрее, сударыня. Если мы задержимся здесь еще немного, мы совсем провоняем. Сообщение для герцога?

Сообщение? Томасу-палачу? Даже в миг облегчения во мне поднялась ненависть.

— Передай брату, он не сможет отмыться.

Дарзид озадаченно сдвинул брови и пожал плечами.

— Как пожелаете. И не думайте снова бежать. — Издевательски-серьезно он ткнул пальцем сначала в шерифа, потом в меня. — Всем, кто окажет вам помощь, придется нелегко. Первый день осени — за вашу жизнь и жизни всех обитателей этого милейшего свинарника, не забывайте. — Дарзид и его солдаты вышли из таверны, не потрудившись закрыть за собой дверь.

День осеннего равноденствия, День Долготерпения короля. Закон гласил, что в первый день осени все, кто жил благодаря снисходительности короля, обязаны предстать перед ним и поклясться, что за прошедший год они не злоупотребляли его милостью. Излюбленный день тех, кому нравилось выказывать свое моральное превосходство над другими, не опасаясь получить отпор или отмщение. Присутствующие могли расспрашивать должника о чем угодно, например обо всем, что было связано с его прошлым преступлением, за лживые ответы полагалось суровое наказание. Чудовищная традиция. Унизительная.

На заре последнего дня лета я встретилась с Грэми Роуэном на мосту, чтобы отправиться в Монтевиаль. Он ждал, восседая на козлах шаткой повозки. Рядом с ним, над козлами, горел фонарь, освещавший, кроме прочего, темное пятно у него на лбу. Ничего удивительного, он суеверен — из тех людей, что молятся Аннадису, прежде чем пускаться в путь, трут себя землей, чтобы напомнить богу земли и небес — я твой слуга, где бы я ни был.

Я забралась на сиденье, не здороваясь. Грэми задул фонарь и стегнул мула. Только проехав в тряской повозке пол-лиги, Роуэн нарушил молчание.

— Прошу прощения, это не такой экипаж, к каким вы привыкли, — произнес он после особенно удачного толчка.

— Ты понятия не имеешь, к чему я привыкла.

— Те люди рассказали мне о ваших преступлениях. — Он не сводил глаз с дороги впереди или со спины мула.

— И ты в полной мере осознал, какое оскорбление я нанесла приличному обществу? Боишься моих тайных связей? Опасаешься, что Джеррат поразит тебя молнией, пока я сижу рядом с тобой?

— Я подумал, что должен рассказать вам.

— Ты невероятно благороден для шерифа. Для человека, у которого столько крови на руках.