Мэрион Брэдли - Кровавое солнце

Пункт первый: в Приюте утверждают, что никакого Джефферсона Эндрю Кервина у них в списках не значится, и никого в двенадцать лет не отправляли на Землю к бабушке с дедушкой.

Пункт второй: главный компьютер Миссии отказывается выдавать какую бы то ни было информацию о Джефферсоне Эндрю Кервине-старшем.

«Что может быть между двумя этими фактами общего? — задавался вопросом Кервин, — особенно если учесть, что компьютер Имперской Миссии запрограммирован так, чтобы человек со стороны в жизни не догадался о том, что в природе существовал Джефферсон Эндрю Кервин-старший?»

Если б ему удалось найти кого-нибудь, кого он знал в Приюте, что могло бы послужить своего рода доказательством. Доказательством хотя бы того, что память его не подводит…

Нет, не подводит. Исходить следовало из этого, потому что больше исходить было не из чего. Усомниться в собственных воспоминаниях — все равно, что сразу окунуться в хаос, кромешный и непроглядный. Итак, он будет исходить из того, что память его все-таки не подводит, а все архивные данные по каким-то причинам засекречены.

Под конец третьей недели он отметил, что натыкается на Рагана слишком уж часто, чтоб это было простым совпадением. Поначалу он не обращал на это внимания. Когда Кервин заходил в портовое кафе, Раган обычно сидел там за дальним столиком; они обменивались кивками — и, в общем-то, все. В конце концов, кафе открыто для всех, и там наверняка есть немало постоянных клиентов. Еще немного, и Кервин сам станет завсегдатаем.

Но как-то раз вечером сломался интерком в портовой диспетчерской, и Джефф сменился с дежурства гораздо позже обычного; а когда зашел в кафе поужинать, Раган все так же сидел в своем излюбленном дальнем углу; это не могло не броситься в глаза. Повинуясь какому-то смутному предчувствию, Кервин перешел на гибкий график и стал появляться в кафе в самое неожиданное время; и все равно в четырех случаях из пяти коротышка-даркованин сидел на своем месте. Тогда Кервин ради эксперимента на день-два сменил кафе и стал ходить перепустить рюмочку в другой бар; и теперь он окончательно убедился, что Раган следит за ним. Нет, «следит» не то слово; для слежки все происходило слишком уж открыто. Раган и не пытался прятаться от Кервина. Он был не настолько глуп, чтобы завязывать знакомство; он просто все время держался на виду; и у Джеффа было странное предчувствие, что даркованин только и ждет, чтоб у него потребовали объяснений.

Но зачем? Кервин долго и методично размышлял над этим. Если Раган вел игру на выжидание… Может, это как-то связано и с остальными странными случаями? Может, если Кервин будет делать вид, будто не замечает Рагана, держаться особняком — может, тогда они (кто бы там ни были эти «они») будут вынуждены раскрыть хоть часть своих карт?

Но ничего не происходило — кроме того, что Кервин втянулся в рабочую рутину. Жизнь в Земном секторе на Даркоувере почти ничем не отличалась от жизни в Земном секторе на любой из планет Империи. Но Джефф чувствовал — и предельно обостренно — что за стенами Земного сектора есть другой мир. Мир этот звал к себе Кервина, манил, завораживал своей недоступностью. Нередко Джефф ловил себя на том, что напрягает слух в гуще разношерстной публики где-нибудь в баре, пытаясь уловить обрывки даркованской речи; или, когда не следит за собой, слишком часто отвечает на вскользь брошенный вопрос по-дарковански. А иногда поздно вечером он снимал с шеи висящий на цепочке голубой кристалл и подолгу всматривался в его загадочные холодные глубины; словно стоило ему достаточно сильно пожелать, и забытые воспоминания, ключом к которым казался кристалл, тут же всплыли бы в памяти. Но холодный камешек безжизненно лежал в ладони и отказывался отвечать на изводящие Кервина вопросы. А потом Джефф засовывал камешек обратно в карман и снова отправлялся в какой-нибудь портовый бар, снова пил вино, снова напрягал слух и нюх в надежде уловить дуновение чего-то не от мира сего…

На исходе третьей недели что-то в нем сломалось. Повинуясь неожиданному импульсу, он спрыгнул с табурета у стойки бара и, даже не дав себе времени обдумать, что собирается делать или говорить, направился к Рагану, сидевшему над треугольной чашей с какой-то темной жидкостью. Кервин рывком выдвинул кресло, плюхнулся в него и сердито уставился на даркованина.

— Только не надо изображать удивления, — хрипло произнес он. — Вы уже достаточно висели у меня на хвосте. — Он нашарил в кармане кристалл и с размаху шлепнул на стол. — Помнится, вы что-то уже рассказывали об этом в первый вечер — или я тогда просто перебрал? Мне почему-то кажется, будто вам не терпится продолжать рассказ. Валяйте.

— Я не сказал вам ничего такого, что не было бы известно любому даркованину, — осторожно произнес Раган; сухощавое подвижное лицо его стало похожим на мордочку хорька. — Всякий на моем месте узнал бы матричный камень.

— Все равно, я хочу побольше о нем узнать.

— И что именно вы хотите узнать? — поинтересовался Раган, кончиком пальца прикоснувшись к кристаллу. — Как им пользоваться?

Кервин на мгновение задумался. Пожалуй, нет; по крайней мере, сейчас такие трюки ему ни к чему — плавить стекло… или на что там еще способен кристалл.

— Прежде всего, — отозвался он наконец, — мне любопытно, откуда этот кристалл взялся. И как оказался у меня.

— Ничего себе вопросик, — сухо произнес Раган. — Насколько я знаю, матричных кристаллов всего несколько тысяч. — Глаза его еще больше сузились и напряженно заблестели сквозь щелки, а голос зазвучал неестественно ровно. — В Имперской Миссии давно экспериментируют с этими камешками. Вы могли бы неплохо подзаработать, сдав кристалл в лабораторию.

— Нет! — вырвалось у Кервина, прежде чем он успел мысленно сформулировать отказ.

— Зачем же вы обратились ко мне? — поинтересовался Раган.

— Потому что последнее время вы не отстаете от меня ни на шаг; стоит мне обернуться, и вы уже тут как тут. Вряд ли это потому, что вы души не чаете в моем обществе. Вы что-то обо всем этом знаете — или хотите, чтоб я так думал. Во-первых… почему бы вам не сказать, за кого вы меня приняли — тогда, в первый вечер? Не вы один — все тут с кем-то меня путали. Не исключено, что потому-то меня в первый же вечер избили и обчистили.

У Рагана буквально отвалилась челюсть; не было ни малейшего сомнения, что он поражен сверх всякой меры.

— Нет-нет! Что-что, а это скорее вас защитило бы. Практически от кого угодно.

— Но кто тогда…

Раган пожевал губу; потом решительно мотнул головой.

— Это грязное дело, и мне совершенно не хочется в него лезть. Вот что только я скажу: это все из-за ваших рыжих волос. Если вы росли здесь, то должны знать, что рыжие волосы на Даркоувере табу.