Мэрион Брэдли - Кровавое солнце

Внезапно Джеффа поразила одна в высшей степени неуютная мысль. Эти телепаты… они же читают, как в открытой книге, все его мысли, чувства… то, чем он делится с Таниквель! Кипящей волной нахлынул стыд; словно во сне он увидел, будто оказался нагишом на городской площади, а, проснувшись, обнаружил, что так оно и есть.

Таниквель, сонно сжимавшая его ладонь, вздрогнула, как от ожога. На лице у нее вспыхнуло негодование.

— Ты… ты… варвар! — вырвалось у нее. — Землянин! — Во мгновение ока она вылетела из комнаты, и легкие шаги сердито простучали по неровным плиткам коридора; теряясь в догадках, что могло ее так прогневать, Кервин без сна проворочался до рассвета.

Но когда они встретились наутро, Таниквель была, как всегда, нежна и ласкова.

— Прости меня, Джефф, — сказала она, крепко обняв его. — Я нехорошо поступила. Ты же не виноват, что столько прожил среди землян. Со временем ты станешь лучше понимать нас.

Окруженный кольцом ее рук, Кервин не мог усомниться в искренности чувств Тани.

Через тринадцать дней после визита Хастура закончился этап подготовки матриц, и утром в большой гостиной Элори объявила:

— Сегодня вечером можно начинать картирование.

Кервин почувствовал легкий укол паники. Это должен был быть его первый настоящий сеанс раппорта в Башенном Круге; все предыдущие опыты были короткими и не более чем именно опытами. Но теперь уж никуда не деться.

— Почему вечером?

— Потому что, — объяснил Раннирл, — в этом полушарии большинство населения спит в темное время суток, и телепатических помех меньше… это вроде разрядов статического электричества в радиоэфире. В телепатическом эфире тоже есть свои помехи.

— Сегодня днем все должны выспаться, — объявила Элори. — Мне надо, чтобы к вечеру вы были бодры и свежи.

— Тогда Джеффу не помешало бы дать успокоительного, — подмигнул Кервину Корус. — А то он так и не уснет от беспокойства. — Но в голосе его не было — ни нотки ехидства.

— Может, тебе действительно дать что-нибудь?.. — подняла на Кервина вопросительный взгляд Месир.

Тот мотнул головой, чувствуя себя весьма по-дурацки. Они беседовали еще несколько минут, потом Элори со смехом заявила, что последует-ка, мол, собственному совету, зевнула и удалилась наверх. В конце концов у камина остался один Кервин; спать ему, несмотря на усталость, не хотелось. Если б только Таниквель осталась с ним, он сумел бы расслабиться .

— Элори не шутила, юноша, — произнес Кеннард, остановившись уже на пути к двери. — Выспись хорошенько, не то вечером можешь и не выдержать. — На мгновение повисла тишина; и густые брови Кеннарда взметнулись чуть ли не до корней волос. — Ого, так вот в чем дело!

— Черт побери, тут что, совсем никакой частной жизни нет?

— Я же Альтон, — отозвался Кеннард. — Мы самые сильные телепаты изо всех комъинов. Прошу прощения, если это как-то заденет тебя, но позволь мне кое-что объяснить. Моя жена ведь с Земли. И я достаточно покрутился среди землян, чтобы понять, какие темы у них относятся к щекотливым; так что не обижайся, если…

— Валяйте. Я не обижусь.

— Врунишка, — беззлобно отозвался Кеннард. — Так вот, не стоит винить Таниквель за то, что сейчас она оставила тебя одного — когда, как тебе кажется, она сильнее всего тебе необходима. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь — Алдонай, как хорошо я это понимаю! — Он сухо усмехнулся, словно некой известной ему одному шутке. — Но Тани понимает это ничуть не хуже. Дело в том, что когда разворачивается настолько серьезная матричная операция, воздержание является непременным правилом. И Тани прекрасно понимает, что этого правила нельзя нарушать.

— Но почему…

— Как по-твоему, почему Хранительницы непременно должны быть девственницами?

Об этом Кервин как-то ни разу не задумывался. Внезапно ему пришло в голову, что это во многом объясняет Элори; почему она так непохожа на Таниквель. Прекрасная женщина — но невинная, как маленькая девочка; не осознающая собственной красоты и привлекательности, как любой ребенок.

— В древности все свели бы к ритуалу или нашли бы какое-нибудь религиозное обоснование, — продолжал Кеннард. — По-моему, все это идиотское суеверие. Но что правда, то правда: сегодня вечером тебе понадобится вся нервная энергия, до последней капли, и вся сила. Таниквель это прекрасно понимает. Она не прочь поозорничать, но никогда не станет намеренно делать больно. Вывод: тебе надо хорошенько выспаться. В одиночку. — Заботливым, чуть ли не отеческим жестом он накрыл ладонью руку Кервина. — Беда в том… мы успели уже настолько привыкнуть к тебе, что стали забывать, как недавно ты здесь. Мы почему-то считаем, что ты тоже должен понимать все эти вещи без объяснения. Джефф, когда ты появился в Арилинне, мы в тебе еще сомневались. Но теперь, как бы все ни повернулось, ты в любом случае один из нас. Настоящий даркованин — и настоящий комъин. Может, эта мысль подействует и не так вдохновляюще, как присутствие Тани, — улыбнулся Кеннард, — но, надеюсь, хоть чуть-чуть поможет.

За ним прислали, когда взошла луна. В ночной тиши Арилиннская Башня казалась вымершей, а в матричной лаборатории царило странное гулкое безмолвие. Собравшиеся переговаривались вполголоса, словно боясь потревожить тишину, живую и осязаемую.

Кервин чувствовал внутри вялую, аморфную пустоту; менее подходящий настрой для телепатической работы трудно было вообразить. Кеннард двигался одеревенело; хромота его, как никогда, бросалась в глаза — казалось, каждый шаг отдается болью; Раннирл сонно щурился и огрызался, а Элори нервно сжимала и разжимала кулачки.

Пальцы Таниквель коснулись лба Кервина, и он ощутил легкое, как перышко, прикосновение ее мыслей; уверенно, без напряжения, между ними установился раппорт.

— С ним все в порядке, Элори, — сказала Таниквель.

— Таниквель — наш эмпат, — пояснила Кервину Элори. — Во время сеанса она будет следить за функциями организма. Если кто-то вдруг забудет дышать или еще что-нибудь в этом роде, она вовремя вмешается.

— А я держу барьер, — произнес Остер. — Чтобы установить раппорт, мы опускаем наши защитные барьеры, а я окружаю всю группу телепатическим щитом. Это предохраняет от прослушивания, и я почувствую, если кто-нибудь попытается нам помешать. В давние времена на Даркоувере было много могущественных сил… Говорят, они есть и сейчас. Так что я ставлю барьер вокруг нашего гештальта [4], чтобы никто не проник со стороны.

Элори, протянув руки, кивнула Кеннарду и Раннирлу; Кервин, затаив дыхание, увидел и ощутил, как все, один за другим, заняли свои места в паутине раппорта. На мгновение возник знакомый образ множества переплетенных рук.

Джефф представления не имел — поскольку время потеряло всякое значение — как долго кружился он в магнитных вихрях, зондируя фактуру почв, скальных пород и вулканической лавы. Снова и снова оранжевый мелок Раннирла устремлялся к незнакомой гладкой поверхности — но, в конце концов, кружение стало замедляться. Разбитый на дребезжащие кусочки, Кервин ощутил, как вывалился из паутины раппорта Корус (образ кристаллизующегося расплава!); услышал, как бесшумно выскользнул через некую невидимую дверь Раннирл; почувствовал, как Элори разжимает кулак и выпускает из сети Кеннарда. На Джеффа обрушилась боль — раздирая легкие, увлекая в головокружительно вращающуюся пустоту. Хрипло выдохнул воздух и обмяк в своем кресле Остер. Кервин заморгал и помотал головой; с усталым вздохом выпрямилась Таниквель. Продолжая стискивать в пальцах огрызок мелка, Раннирл откинулся на спинку кресла и неподвижно замер. Вся карта была испещрена загадочными символами. Шевельнув затекшими пальцами, Элори издала измученный полувздох-полувсхлип.