Мэрион Брэдли - Кровавое солнце

— Ничего не понимаю, — изумленно проговорил Кервин. — Какие-такие кристаллы?

— Психокинетические, — повторил Раган. — Понятия не имею, как они работают, но достаточно на таком кристалле сосредоточиться, и можно двигать небольшие предметы, концентрировать тепло… ну, и так далее. Насколько я знаю, таким вещам надо специально учиться; но с маленькими кристаллами все гораздо проще. — Кервин засунул кристалл обратно в карман; Раган нахмурился: — И вы ничего не знали?

— В жизни не думал, что эта штука на что-то годится, — мотнул головой Кервин. — Так… безделушка.

— И что, значит, его мать — даркованка? — поинтересовался у Рагана Эллерс.

— Не обязательно, — ответил за того Кервин. — Отец мог купить этот кристалл или просто найти.

— Учтите, безделушка безделушкой, но стоит он очень даже ничего, — предупредил Раган. — Так что относитесь к нему бережно. Может, потому ваш отец ничего и не сказал о нем, когда отдавал вас в приют, — опасался, что отберут, если будут знать, что это за кристалл. А в Миссии, кстати, не поскупились бы, чтоб заполучить хоть вот такого малыша.

Кервин сунул руку в карман и коснулся кристалла кончиками пальцев. «Ну что за детство, — пронеслось у него в голове, — с самого, можно сказать, младенчества пребывать в уверенности, будто кристалл когда-то принадлежал матери, что в нем может заключаться разгадка смутных, обрывочных, глубоко зарытых воспоминаний!» Почувствовав, что Раган снова смотрит на него, Кервин неловко рассмеялся и дал официантке знак принести еще вина.

— Конечно-конечно, — с напускной иронией произнес он. — А я-то надеялся, будто это фамильный талисман, и стоит мне достать его, тут же выяснится, что, оказывается, я не кто иной, как пропавший много лет назад без вести единственный сын и наследник какой-нибудь крупной здешней шишки. Увы и ах — все мои надежды пошли прахом.

Он пригубил вина; взгляд его упал на перевернутый бокал, ножку которого расплавил Раган. «Когда это я успел так набраться?» — пронеслось у него в голове.

Бокал стоял донышком книзу и был совершенно цел.

Они выпили еще по одной, затем еще и еще; потом Раган извинился, сказал, что у него назначена встреча в Миссии, и если он опоздает, сорвется важный заказ — и откланялся. Когда тот скрылся за дверью, Кервин недовольно уставился на Эллерса, от которого — в смысле выпивки — не отставал ни на шаг. Разве так представлял он себе первый вечер на планете, образ которой столько лет жил в его памяти? Чего он хочет, он сам толком не понимал; но уж точно не торчать всю ночь в портовом баре, тупо накачиваясь вином.

— Послушай, Эллерс…

В ответ донеслось негромкое сопение. Эллерс свесил голову на грудь и моментально отрубился.

Подошла полненькая даркованская официантка, чтобы в очередной раз — Джефф уже со счету сбился, какой именно — наполнить бокалы, и бросила на Эллерса профессиональный взгляд, в котором привычная готовность ко всему смешивалась с искренним разочарованием. Склонившись над столом налить вина, она искусно задела плечо Кервина. Свободное платье ее было расстегнуто у ворота, и взгляду открылась ложбинка между грудей, а в ноздри ударил знакомый сладковато-дымный аромат, пропитывающий одежду и волосы девушки. Глубоко внутри задрожала в резонансе какая-то струнка, но тут он поднял глаза и встретил напряженно-пустой взгляд.

— Нравится, большой человек? — хрипловато проговорила официантка; терра-стандарт в устах ее звучал грубо и сбивчиво, не то что мелодичный родной говор. — Нравится Лоуми, большой человек? Пойдем со мной. Я хорошая и теплая, тебе понравится…

Кервин ощутил во рту кислый осадок, и дело было не в одном скверном вине. На Земле или на Даркоувере — эти девицы в барах все одинаковы.

— Пойдем? Пойдем?

Сам толком не сознавая, что делает, Кервин стиснул угол стола и медленно поднялся на ноги; стул за ним с грохотом опрокинулся. Сверкая глазами сквозь задымленный воздух, он грозно навис над девушкой, и с языка его хлынули слова давно забытого наречия:

— С глаз моих прочь, дочь горной козы, и укрой срам свой! Негоже распутничать с теми, кто мир твой ни в грош не ставит!

У девушки перехватило дыхание; она судорожно стиснула у ворота платье и согнулась в три погибели. «З'серву, шайа» , — сорвалось с ее онемевших губ; внезапно ее затрясло в рыданиях, и она пулей метнулась прочь из зала. Казалось, в воздухе на мгновение зависли всхлип и сладковатый аромат, и тут же рассеялись.

Одеревеневшими пальцами Кервин вцепился в угол стола; его шатало. «О Господи, ну нельзя ж так нажираться! И что за дьявольская чушь вдруг из меня полезла?»

Он был совершенно сбит с толку. И что это он так напустился на бедную девочку, перепугал до полусмерти? К великим праведникам он себя ну никак не относил; так с чего это вдруг всколыхнулась в нем кровь каких-то далеких пуританских предков? С чего бы это вдруг он восстал во гневе и смешал бедную девочку с грязью? И… Боже правый! А на каком это языке он изощрялся? На терра-стандарте? Вряд ли. На городском жаргоне? Никак не вспомнить. Память удержала только слабую тень бушевавшего минуту назад шквала эмоций, слова канули в Лету.

И что это, черт побери, на него нашло? Кервин бросил взгляд на Эллерса; тот был уже в полном отрубе. «Не пора ли делать ноги? — мелькнула мысль, — да побыстрее, пока еще в состоянии».

Он нагнулся к Эллерсу и потряс за плечо, но тот даже не шевельнулся. Даркованские напитки — крепкое зелье; Эллерс же влил в себя столько, сколько Раган и Кервин вместе взятые. Куда б его ни занесло, Эллерс всюду оставался верен себе. Кервин пожал плечами, поудобней пристроил ноги приятеля на стуле, который сам только что освободил, и нетвердой походкой направился к выходу.

Воздух. Свежий воздух. Самое то, что надо. А потом, пожалуй, не мешало бы и в Миссию вернуться. Или, по крайней мере, в Земной сектор; там он хотя бы понимает, как себя вести.

Низко над улицей висел недовольный, налитый слезами глаз солнца. Темно-лиловые, фиолетовые тени укутывали дома в уютный полумрак. Улицы стали более оживленными; появились дарковане в шелковых цветастых рубашках и коротких штанах, даркованки, до бровей укутанные в меха. А вот мимо проскользнул кто-то высокий, невидимый под серым плащом с капюшоном, сплетенным из отблескивающих металлом колец; но фигура явно нечеловеческая.

Кервин замедлил шаг и поднял взгляд на пламенеющий небосвод — и тут на глазах у него солнце скатилось за горизонт, а небо стремительно заволокла тьма; тьма, подобная огромным мягким крыльям, сложившимся и укрывшим светило, во мгновение ока наступившая ночь, давшая имя планете. По черному бархату неба раскинула ослепительный блеск диадема из крупных белых звезд, в которую, словно два рубина, были несимметрично вправлены небольшие луны.