Мэрион Брэдли - Два завоевателя

Однако выкуп, как ему растолковали, был только частью дела, с которым в замок прибыла родовитая знать. Сорок дней назад домна Джиневра Херил успешно разрешилась от бремени мальчиком. Первым делом Джереми Хастур решил узаконить ребенка, а для этого ему следовало немедленно жениться на Джиневре. Собственно, сам Джереми настаивал на том, чтобы обряд бракосочетания состоялся как можно быстрее. По обычаю, он брал в жены дворянку ниже себя по происхождению. Подобный брак считался законным, ребенок обладал всеми правами, однако была в этом некая неловкость, ведь жена объявлялась ди катенас [21]. Поэтому свадьбу решили сыграть во дворце ди Астуриен по всем правилам, тем более что Джереми официально считался почетным гостем, а не пленником. Когда Барду напомнили об этом, он усмехнулся — как же, так обо всех заложниках говорят. Однако сколько ни усмехайся, а свадьбу сыграть, как того требует обычай, вызвался сам дом Рафаэль. Так как было принято решение устроить пышный праздник, в замок наехали Хастуры и прочие родственники. Дом Каролин, лорд Каркосы, рисковать не стал и послал вместо себя первого министра, ларанцу Варзила из Нескьи, который должен совершить торжественный обряд.

Свадебные приготовления мало интересовали Барда — правда, досадно было, что все это делалось не в его честь. Он мечтал о чем-то подобном, когда отправлялся в поход к озеру Безмолвия, но сорвалось. Ничего, будет и на его улице праздник… Тем не менее в качестве главнокомандующего королевской армией он был обязан присутствовать на бракосочетании, вот и пришлось надеть на себя расшитую тунику и парадный голубой плащ. Мелисендра в своем лучшем одеянии тоже выглядела очень величественно — заплетенные в косы волосы были уложены венцом. Зеленое платье оттеняло глаза, сверху была наброшена пелерина, отделанная мехом. В тот самый момент, когда они уже собрались покинуть свои апартаменты, в комнату вбежал маленький Эрленд и, восхищенно вытаращив глаза, застыл на месте:

— Ой, мама, какая ты красивая! Ой, а папочка — ты тоже очень красивый!

Бард засмеялся и взял сына на руки. Эрленд с тоской протянул:

— Как мне хочется пойти с вами и посмотреть на гостей! На всех такие прекрасные наряды, лорды такие важные… И дамы тоже.

— Там малышам не место, — ответил Бард, а Мелисендра добавила:

— Твоя няня могла бы взять тебя на галерею, оттуда все будет видно. Вот еще что, Эрленд, если ты будешь хорошо вести себя, она угостит тебя пирожным. На ужин…

Бард поставил Эрленда на пол, и Мелисендра, наклонившись, поцеловала его.

Мужчина ревниво наблюдал, как сын прильнул к матери, потом неожиданно предложил:

— Хочешь, я завтра возьму тебя покататься на лошади?

Мальчик довольно кивнул и, подскакивая, как лошадка, помчался к няньке. Надо же, все сразу — и пирожные, и катание на лошади! Вот повезло!

Когда Эрленд выбежал, Бард помрачнел и, выходя с Мелисендрой из комнаты, в сердцах бросил:

— Пусть меня простят боги, но я не могу понять, зачем отцу понадобилось с таким размахом устраивать эту злосчастную свадьбу!

— Думаю, у него есть задумка — какая, не знаю. Ясно только, что он так выложился не из любви к Джереми. И не ради Джиневры, хотя, с другой стороны, дом Регис Херил — один из старейших и самых уважаемых ноблей Астуриаса. Херилы состоят в отдаленном родстве с Хастурами, они до сих пор помнят об этом, хотя минуло уже несколько поколений.

Бард думал о том же. Ясно, что дом Рафаэль любыми путями хотел удержать трон для Аларика, поэтому жизненно важно иметь хорошие отношения с аристократией Астуриаса. Если вдуматься, то только благородные из самых старых родов королевства обладали реальными возможностями не допустить Аларика на трон, ведь его права были достаточно спорны. Только высшая знать могла поставить вопрос о законности наследования короны. Если бы такое случилось, дому Рафаэлю уже никакая армия не помогла, потому что все нобли были связаны родственными узами с соседними королевствами. Этот спор о династических правах являлся единственной целью, через которую смута могла пробраться внутрь государства. Стоило части знати присягнуть Валентину, и страна неизбежно погрузилась бы в пучину гражданской войны. Силой здесь ничего нельзя было сделать — поэтому, верно, дом Рафаэль не поскупился на свадьбу. О чем спорить, этот мотив четко прослеживался в решении старика регента, но было здесь еще что-то, и вот эту тайну Бард никак не мог разгадать. Это мучило. Раздражало количество гостей — и все Хастуры! Кругом одни Хастуры. Что будет, если завтра они все обернутся против ди Астуриен?

— Ты что, в самом деле считаешь, что мы можем отважиться на войну с родом Хастуров? — вдруг спросила Мелисендра.

Бард скривился — его всегда раздражала привычка барраганьи заглядывать в его мысли, — однако ответил спокойно:

— Я не вижу способа, как нам этого избежать.

Мелисендра даже вздрогнула:

— Ты же сам этого хочешь…

— Я только солдат, Мелисендра. Мое дело, впрочем как и любого другого патриота Астуриаса, война. Во что бы то ни стало мы должны удержать это государство. Пусть даже силой оружия…

— Я думаю, проще помириться с Хастурами. Война страшит их куда больше, чем нас.

— Тогда пусть поскорее нам подчинятся. Все, хватит! — прервал он пытающуюся что-то сказать Мелисендру. Она и так слишком много о себе воображает — лезет с советами в дела, которые ее совсем не касаются.

— Но это же очень даже касается меня, Бард! Я — лерони и обязана принимать участие в битвах. Но даже если мне и не придется воевать, я все-таки женщина, для которой нет ничего дороже родного уголка — дома, семьи, детей. Что со всем этим будет, если начнется война? Опять грабежи, пожары, разорение, смерть и ежеминутные страшные думы о детях, ушедших в армию… Война куда больше касается женщин, Бард, чем мужчин.

Мелисендра не могла сдержать возмущения, щеки ее пылали. Бард зевнул и грубо ответил:

— Все это чепуха! Запомни: если ты еще раз начнешь копаться в моих мозгах, то пожалеешь об этом!

Она сразу сжалась и тихо ответила:

— Прости, я в этом не властна. Если ты желаешь, чтобы я не читала твои мысли, то должен уметь скрывать их, а то у тебя что на уме, то и летит в пространство. Что я — любой их может услышать. Ты всегда так громко думаешь…

Бард задумался. В конце концов, он же знал, что у него в какой-то степени проклевывается ларан. Почему же Мелисендра утверждает, что его мысли так легко уловить? Здесь что-то не так, надо наконец выяснить, в чем тут дело.

Парадный зал Астурийского замка был заполнен. Больше всего поразил Барда рев плачущих младенцев. Что за странная причуда охватила некоторых благородных молодых матерей самим кормить детей? Еще более вызывающей прихотью было явиться на торжественную церемонию с грудными. Они голосили на весь зал. Может, все дело в Джиневре — она сама была кормящей матерью, вот и другие недалекие умом простушки приволокли своих чад на церемонию. То-то зрелище на фоне древнего оружия, трофейных знамен, искусно выделанных щитов с гербами ди Астуриен. Неужели в подобном шуме будет происходить обряд? Что, все обезумели или это насмешка над женихом и невестой? Но жениха Хастуры считают невинным страдальцем, почти святым, вряд ли они позволили бы себе насмехаться над ним во враждебном доме. Бард решил, что, когда будет играть свадьбу с Карлиной, не допустит подобных причуд, а то парадный зал превратится в подобие пастбища, где разгуливают кобылы с жеребятами.