Саймон Браун - Наследство

»Кто знает, — подумала Арива, — ведь он может даже оказаться настолько глуп, чтобы двинуть к моим стенам своих саперов».

— Теперь игра подходит к своей истинной сущности, — продолжал Сендарус. — Один из игроков стремится преодолеть последний барьер между ним и его собственным сердечным желанием.

— Ваша метафора прозвучала так, будто ее произнес старик, страдающий запором, — ответила Арива, не отрывая глаз от доски.

— Я воздержусь от хода.

— Это ваш последний пропуск хода, Ваше Величество, — с этими словами Сендарус перекатил с места на место пронумерованные бабки. — Я насчитал пять.

— На самом деле четыре. Видите, эта еще на месте.

— Значит, четыре. — Он протянул руку к фигурке одного из своих саперов и уверенно передвинул ее к парапетам города Аривы. Арива убрала серебряный щит, за которым оказался плотный ряд поджидавших воинов с мечами.

— Ваша фигура взята. — Сендарус в изумлении заморгал. — Вы заглотили слишком крупную наживку.

— Однако вы все время играли на оборону! — запротестовал Сендарус. — Вы ни разу не предприняли ни малейшей попытки нападения на мой город!

— Зато теперь, когда ваша последняя оборонительная фигура погублена, все мои высшие фигуры невредимы. Моя игра.

Сендарус откинулся на спинку кресла и расхохотался.

— Вы обыграли меня, точно круглого дурака.

— Вовсе нет. Просто я поймала вас, как рыбу на крючок.

Сендарус рассмеялся еще громче. Арива великодушно улыбнулась.

— Тем не менее вы выдержали тяжелую борьбу, — признала она. — Я не была уверена в вашем выборе между игрой с сапером и стенобитным орудием. Последнего мне было бы не остановить.

— Вы всегда можете остановить меня, Ваше Величество.

Он взглянул ей прямо в глаза.

— А я всегда буду уступать.

Арива покраснела и поднялась, чтобы скрыть это.

— Мой друг, это было приятным развлечением, однако мне пора приступить к делу. — Она потянула шнурок звонка, висевший возле ее стола.

— Развлечением? Это все, что я для вас значу? — Он постарался придать беспечность своему голосу, однако в вопросе прозвучало напряжение.

Арива мягко коснулась пальцами его щеки.

— Другого такого развлечения нет во всем моем королевстве, — произнесла она.

Принц хотел было взять ее за руку, но тут дверь отворилась, и вошел Харнан с полными руками бумаг и свитков.

Арива быстро отступила на шаг от принца; он понял этот намек и заложил руки за спину.

— Смогу ли я позже увидеть вас? — прошептал он.

— Возможно, — вполне доброжелательно ответила она.

Сендарус поклонился ей и направился к выходу, кивнув по дороге Харнану, который, в свою очередь, пытался поклониться и при этом не уронить своих бумаг.

— Нам сегодня предстоит сделать очень многое, Ваше Величество, — обратился он к Ариве и положил свой груз ей на стол.

— Не найдется такого дня, когда нам не предстояло бы подобное, — сухо отозвалась она.

— К сожалению, в жизни монарха немного удовольствия, мне это прекрасно известно, Ваше Величество.

Уголки ее губ изогнулись в легчайшей из улыбок.

— О, я ничего об этом не знаю, господин секретарь.

— Разве ты не попрощаешься с Сендарусом? — спросил Оркид.

Эймеман покачал головой и взгромоздился на коня, которого придерживал Оркид.

— Мы разговаривали с ним этой ночью. Нет никакой необходимости в каких-то еще словах. К тому же нет ничего такого, что я мог бы сказать ему, и что заставило бы его еще больше влюбиться в вашу королеву.

— В нашу королеву, — поправил его Оркид.

— Да, конечно, — с отсутствующим видом отозвался Эймеман.

— Но ведь в этом же и состоит вся суть нашего предприятия, — настойчиво произнес Оркид. — Если бы в наших глазах она не имела бы законной власти, то в таком случае не стоило бы и пытаться сводить ее с Сендарусом, а любое их потомство имело бы не больше прав на то, чтобы провозгласить нашу верность, чем ребенок шлюхи.

— Мой друг, но меня волнует вовсе не законность ее положения. Я беспокоюсь о тебе.

В изумлении Оркид широко раскрыл глаза.

— Что ты хочешь этим сказать?

— У Марина не было другого выбора, когда он отправлял тебя сюда. Он знал, что ты от всего сердца согласился с его планами, и что ты ни за что не стал бы колебаться, если бы речь шла об интересах нашей страны. И хотя годы, которые ты провел здесь, не коснулись твоей любви и преданности Аману, у тебя было довольно времени и для того, чтобы полюбить этот город и его правителей.

— А почему же нет, Эймеман? Скоро здесь будет настолько же королевство Амана, насколько Кендры. Однако нам никогда не следует забывать о том, что королевство создано людьми, пришедшими отсюда, а не нашим собственным народом.

Эймеман кивнул.

— Я и не собираюсь это оспаривать. Однако, если что-то пойдет не так, как мы задумали, тогда может наступить и такой момент, когда тебе придется выбирать между своими привязанностями.

— Аману ни к чему сомневаться во мне, — несколько напыщенно произнес Оркид. — Я живу в ожидании того дня, когда смогу вернуться к себе домой.

Эймеман похлопал канцлера по руке, чего никто не делал с тех далеких пор, когда Оркид был еще ребенком.

— Я знаю. Сохраняй терпение и будь сам себе советчиком. Время придет, я в этом не сомневаюсь.

— Хвала Богу, — сказал Оркид.

— Хвала Богу Горы, — отозвался Эймеман. — Прощай, Оркид. Позаботься о безопасности нашего принца. — Он пустил коня легким галопом и, выехав за пределы дворца, направился к докам, где ждал его корабль, чтобы вернуться в Аман.

— Счастливого пути, — спокойно произнес Оркид, глядя ему вслед и думая о том, суждено ли им еще когда-нибудь увидеться.

Несмотря на безмерную усталость и голод, Линан и его спутники, ни на миг не останавливаясь, продолжали идти через луговины, желтевшие под ярко-голубым небом, поднимались на пологие холмы и спускались с них до тех пор, пока лес Силоны не стал казаться тонкой зеленой линией на южном горизонте. Впервые за неделю пути все они почувствовали наслаждение свободой и такое облегчение, какого не испытывали с момента своего побега из Кендры. Лица всех четверых осветились безмятежными улыбками.

Солнце уже склонилось к закату, когда Камаль предложил остановиться. К этому времени друзья вышли на вершину невысокого холма, откуда открывался прекрасный вид на широкую, неглубокую долину, простиравшуюся километров на десять с севера на юг и на расстояние, примерно вдвое меньшее с востока на запад. Долину прямо посредине пересекала узкая голубая лента ручья, вдоль которого тянулась широкая грязная дорога. С вершины холма, на котором обосновались беглецы, было видно, что большая часть долины возделывалась — земля была поделена на мелкие части, прикрытые разноцветными навесами; всю картину оживляли несколько разбросанных по долине деревушек, в каждой из которых было не больше двадцати домов, а не очень далеко от холма виднелся не очень большой город.