Кристофер Банч - Король-Воитель

В конце концов я решил, что мы достаточно углубились в Каллио, разместил войска на зимних квартирах и принялся собирать припасы и снаряжение. Ситуация казалась мне довольно мрачной. Я потерял около двухсот тысяч человек убитыми, ранеными и больными, хотя главный урон мне нанесли дезертиры. К тому же, как это всегда бывает, самые доблестные мои отряды, проявившие наибольшую стойкость в боях против Тенедоса, понесли самые тяжелые потери.

Пытаясь поощрить воинов, я щедро раздавал медали и не задумываясь повышал людей в званиях. Одно поощрение доставило мне особое удовольствие: я сдержал обещание, данное домициусу Танету, и переименовал его кавалерийскую часть в 17-й Юрейский Уланский полк, так как никто не мог поставить под сомнение героизм конников, проявленный в сражениях против Тенедоса.

Впрочем, в моем положении имелись и плюсы, главным из которых оказалось большое пополнение из числа Товиети, приходивших ко мне поодиночке и группами. Симея и ее помощники сначала настаивали на том, чтобы им было разрешено образовать свои собственные отряды, однако я был не настолько наивен, чтобы решиться пойти на это (не стоит забывать, что я все еще не мог решиться доверять этим людям). Оправдываясь тем, что создавать целые подразделения из новичков опасно и для них самих, и для тех, кто несет службу рядом с ними, я разместил их по всей армии.

Симея отнеслась к этому скептически, но все же согласилась, хотя и не скрывала, что делает это неохотно. Конечно, Симея была очень молода, но быстро соображала и умела анализировать события. Я надеялся, что она и прочие Товиети будут оставаться на моей стороне до тех пор, пока я не покончу с Тенедосом, но не испытывал ни малейшей уверенности в том, что они не предадут меня, как только решат, что до победы рукой подать.

Армия встретила их с вполне здоровым скептицизмом. Ни для кого не была секретом репутация убийц, которой пользовались люди с шелковыми удавками, а кое у кого они даже убили друзей или родственников. Но Товиети не давали никаких поводов для беспокойства. Они держались в меру обособленно от других, не творили никаких кровавых ритуалов, которые приписывала им молва, и старались не отставать в учебе от других солдат.

Что же касается моих опасений по поводу того, как поведут себя Товиети в предчувствии близкой победы… я, как и большинство людей, мечтал постелить на пол красивый ковер из шкуры льва, который продолжал вовсю пугать джунгли своим рычанием.

Симея Амбойна имела трех ближайших помощников: один из них был мой старый знакомый, продолжавший именовать себя Джакунсом (он казался мне трудолюбивым и разумным человеком), затем вечно хмурый человек по имени Химчай, которому я пока что не мог дать оценки, и женщина по имени Джабиш, фанатичка, настолько преданная своей секте, что это неминуемо должно было рано или поздно послужить причиной ее гибели — до такой степени она была настойчива, добиваясь того, чтобы все принимаемые решения толковались исключительно в пользу Товиети.

Но в нынешнем положении я готов был завербовать даже монстров из глубин преисподней, если бы только они поклялись хранить мне верность в течение хотя бы самого непродолжительного времени.

Вторым источником массового пополнения явились жители Каллио, многие из которых когда-то сражались против имперских войск. Они ненавидели Тенедоса ничуть не меньше, чем в те времена, когда я был военным губернатором Полиситтарии и подчинялся брату императора, и поэтому тысячами стекались под мои изодранные знамена, видя в нас олицетворение своей вражды к бывшему императору. Их, похоже, нисколько не тревожило ни мое прошлое, ни то, что в военном отношении наше войско было, несомненно, самым слабым из тех четырех армий, которые в данный момент имелись в Нумантии.

Больше того, они совершенно добровольно раскрыли перед нами свои тайные склады, арсеналы и казначейства, благодаря чему процесс восстановления моей армии пошел гораздо быстрее, чем я мог предполагать в самых смелых мечтах.

И, конечно, нельзя было не подивиться тому, что самые непримиримые из моих прежних врагов, каллианцы и Товиети, оказались теперь чуть ли не самыми верными моими сторонниками.

Вопрос заключался в том, что мне следовало делать дальше.

Я начал разработку своих планов с оценки того, чего можно было ожидать от моих врагов и ненадежных союзников.

Великий Совет должен удерживать Никею, чтобы иметь возможность хоть в какой-то степени контролировать Нумантию, а ключом к Никее была Дельта, на которую Тенедос пока что не нападал.

Лейш Тенедос должен захватить Никею, как только завершится Сезон Бурь, поскольку в противном случае король Байран наверняка быстро двинется на север и атакует его с тыла; король Байран должен уничтожить Тенедоса раньше, чем бывшему императору удастся объединить страну против Майсира.

Ну а мне предстояло болтаться посередине с несколько потрепанной, мягко говоря, армией, не имея возможности выступить против Тенедоса как из-за приближающегося периода непогоды, так и из-за того, что я не мог оставить свои коммуникации и базы, какими бы они ни были, под угрозой неминуемого майсирского нашествия.

Болтаться…

Идея, которая пришла мне в голову, должна была показаться любому очень странной. К тому же осуществить ее не мог никто, кроме меня самого. А это было, безусловно, невозможно, поскольку я не имел права перекладывать на чьи-либо плечи все эти хлопоты и неразбериху, неизменно сопровождающие формирование армии.

А затем погода переменилась, завершился Сезон Жары, ему на смену пришел Сезон Дождей, начались муссонные ливни, приковавшие меня и мою армию к месту по меньшей мере до Сезона Росы.

Решение проблемы, позволившее мне освободиться от моего вынужденного бездействия, явилось совершенно неожиданно. Оно имело облик человека, который, как я думал, давно затерялся где-то в неведомых странах.

Это был Кириллос Линергес, единственный из трибунов Тенедоса, кроме меня и Йонга, уцелевший после сражений в Майсире. Во времена Совета Десяти он был армейским сержантом, затем странствующим торговцем, дела у которого шли хорошо, так как в конце концов он обзавелся дюжиной лавок, разбросанных по всей Нумантии. Линергес был спокойным человеком; он не производил впечатления силача, зато не знал себе равных в храбрости и был выдающимся тактиком, почти не проигрывавшим сражений.

После того как я обнял его, словно давно потерянного и вновь обретенного брата, он чуть заметно улыбнулся и сказал:

— Я подумал, что ты не откажешься от небольшой помощи.

— Клянусь всеми богами, не откажусь, — с юношеским пылом воскликнул я. — Ты теперь… проклятье, я еще не решил, какие у нас будут звания, но, впрочем, что ты скажешь насчет первого трибуна? Или ты считаешь, что нам не следует возрождать ничего, что имело бы отношение к тому времени?