Кристофер Банч - Король-Воитель

А дело было плохо, прямо-таки хуже некуда. Примерно в трети лиги от нашего пригорка я увидел выстроенных в двойную цепь солдат, двигавшихся в нашу сторону. Барабаны задавали им темп. Они вели прочесывание неторопливо, методично, и цель у них могла быть только одна. Я приподнялся, не высовываясь из кустов, не обращая внимания на колючую ветку, впившуюся мне в щеку, и разглядел на севере одинокую фигуру в мантии. Это был волшебник, командовавший облавой.

Я поспешно вернулся назад и рассказал о том, что видел.

— Они выследили меня, — сказала Симея. — Проклятье!

Я вопросительно взглянул на нее.

— Волшебник оставляет за собой особый след, нечто вроде запаха, — пояснила девушка, — и другой волшебник, знающий некоторые хитрости, может проследить его. Будь у меня время, я могла бы стереть свои следы, но что теперь об этом говорить! А если честно, то я и не думала, что это может потребоваться. Ну вот и привела майсирцев прямо к вам.

— Пусть демоны думают, кто в чем виноват, — прервал я Симею. — Нам-то что сейчас делать? Бежать?

— Обрати внимание, — отозвался Йонг, — что они идут на нас полукругом. Точь-в-точь как те крестьяне, которых ты нанимал в своем имении, чтобы они выгнали тебе из леса замбара. Могу поклясться: они хотят, чтобы мы побежали на юг, в единственную сторону, где нет загонщиков, а там — ты должен знать это как бывалый охотник — стоит цепь охотников, готовых подстрелить дичь, как только она выйдет из укрытия.

— Вполне возможно, — согласился я.

— Я могла бы посмотреть магическим взглядом, — сказала Симея (почему-то на ее лице появилось виноватое выражение), — но это было бы все равно что выкладывать магнит перед компасом.

— А что нас может ожидать, если мы все же побежим? — спросил я.

— Волшебники, — ответила Симея, — и солдаты.

— Единственный способ вырваться из западни, — тусклым голосом произнес Свальбард, — заключается в том, чтобы сделать что-нибудь совершенно неожиданное для охотников. — Уверен, что эта мысль пришла в голову одновременно всем нам троим и даже выразили бы мы ее одними и теми же словами: слишком долго нашим единственным делом была только война. — По этому я предлагаю сбить засаду, обрушившись прямо на нее.

— Для этого у нас, пожалуй, маловато сил, — ответил Йонг.

— Вот если бы нам удалось как-то избавиться от этого колдуна… — задумчиво произнесла Симея. — Тог да, возможно…

— В любом случае, — подытожил я, — лучше всего будет, если мы соберем все наши железки и выберемся из этого убежища, пока оно не стало ловушкой.

Мы проползли к краю зарослей. Цепь солдат уже заметно приблизилась. Она двигалась неторопливо, не допуская ни единого разрыва, и вся эта сцена действительно как нельзя больше походила на загонную охоту.

Я внимательно осмотрелся вокруг в поисках выхода. Ручей, по которому мы пришли сюда, журча, огибал подножие пригорка и поворачивал на север. Его берега, поднимавшиеся над мелкой водой примерно фута на четыре, поросли редким кустарником.

— Вот и дорога, — сказал я, ткнув пальцем в сторону ручья. — Но этот проклятый богами колдун наверняка учует, если мы выпорхнем из гнезда. Йонг, не мог бы ты отсюда всадить в него стрелу?

Йонг, прищурившись, смерил взглядом расстояние и поморщился:

— Только не я. А если учесть еще и встречный ветер, то этого не смог бы сделать даже здоровый болван, который все время толкает меня в спину, даже если бы у него был такой же глаз, как у меня, обе руки и большой лук.

Свальбард тоже скривился, но промолчал. А мне в голову пришла идея.

— Симея, ты знаешь, какое заклинание ведет этого колдуна в нашу сторону?

— Конечно, но…

— Ты могла бы заставить его действовать наоборот?

— О! — воскликнула она, начиная угадывать мой замысел. — Без труда.

— В таком случае, что может помешать тебе заставить стрелу лететь как птица?

— Ничего.

— Это точно, — поддакнул Свальбард. — Оттого-то ведьмам запрещают даже приближаться туда, где проходят состязания по стрельбе из лука.

Симея полезла в свою сумку, которая всегда была при ней, за необходимыми магическими принадлежностями. Йонг умудрился разыскать где-то старое птичье перо, и девушка нацарапала на клочке пергамента незнакомыми мне таинственными буквами какую-то надпись. Да и пергамент сам по себе был странным на вид: темно-зеленым, а не белым или желтоватым. Одновременно она шептала нечто невнятное и, уже закончив писать, еще несколько раз повторила эти слова.

— А теперь, Дамастес, — сказала она, — дай мне одну из твоих стрел.

Я повиновался. Волшебница прикоснулась птичьим пером к оперению стрелы и негромко запела:

Вспомни, чем ты была

до людей,

до смертей.

Вспомни ветер под крылами,

обернись,

превратись

и лети высоко.

Имя Элиота зову,

заклинаю стрелу.

Слушай меня.

Лети высоко.

Лети далеко.

Лети точно в цель.

Возможно, это мне только померещилось в гаснущем свете дня, но клянусь, что стрела вздрогнула, как будто ожила. Симея обмотала пергамент вокруг стержня стрелы и обвязала его ниткой, оказавшейся в той же самой незаменимой сумке.

— А теперь приложи все свое умение, чтобы попасть в этого волшебника.

— Только не ругайте меня, — сказал я, — если стрела в воздухе закувыркается, как детский бумажный го лубок. Будет настоящее чудо, если она просто долетит до него.

— Я разбираюсь в чудесах, — резко бросила Симея. — Стреляй!

Я закрыл глаза не только для того, чтобы ощутить ветер, но и чтобы помолиться Паноану, Исе, Танису, и, не открывая их, натянул тетиву.

Потом я открыл глаза и вгляделся в шествовавшего за цепями солдат волшебника, человека, искавшего способ погубить нас, всмотрелся в него холодно, без гнева, просто как в добычу.

Как мне сейчас хотелось, чтобы Курти не погиб, а был с нами, потому что он смог бы произвести этот выстрел, а мне такое не под силу. Я постарался оживить в памяти все, чему он обучал меня за те годы, которые провел рядом со мной, вспомнил, как мастер-стрелок должен угадывать момент, когда стрела готова, когда она стреляет как бы сама по себе.

Возможно, его дух снизошел ко мне с Колеса, или где еще он мог сейчас находиться, а может быть, это его память проявилась во мне, но все опасения вдруг покинули меня, и я почувствовал, что составляю единое целое с тисом и ясенем, из которых был сделан лук, с его тетивой. В это мгновение мои пальцы сами собой разжались, и стрела устремилась вверх.

Она взмыла к небу плавной дугой и унеслась на такое расстояние, на какое мне ни разу в жизни не удавалось выстрелить; стрела снижалась очень полого, будто следовала вдоль невидимой нити, соединявшей мой лук и почти непрерывно махавшую руками фигуру в мантии.