Джулия Джонс - Крепость Серого Льда

Нет времени раздумывать, почему это так. Инигар Сутулый звал ее к себе в молельню. И не хочется идти, да надо. Она и без того уже заставила его ждать.

Ее комната располагалась высоко у западной стены, дальше всех от молельни и священного камня, поэтому дорога туда казалась Рейне особенно долгой и утомительной. Скарпийки устроили себе кухню в старой житнице, где стало слишком сыро, чтобы хранить зерно. От резких, незнакомых запахов их стряпни у Рейны желчь подступила к горлу. До каких пор они будут терпеть это ползучее нашествие Скарпа? Анвин Птаха шла через сени, направляясь в собственную родимую кухню. Рейна хотела окликнуть ее, но заметила непривычно сгорбленные плечи домоправительницы, заметила выбившиеся из пучка волосы — и удержалась. Анвин тоже страдает, это видно. Каково-то ей выносить чужеземцев в своем чистом, налаженном хозяйстве? И что проку бороться? Мейс все равно настоит на своем.

У входа в узкий, ведущий в молельню коридор Рейна оправила платье и посмотрела, чисты ли у нее башмаки. Пусть это глупо, делать нечего. Она чувствовала, что ей предстоит битва, и хотела быть во всеоружии. Инигар должен видеть в ней жену вождя, а не робкую молодку, которую можно запугивать и улещивать, как ему угодно.

Одевшись спокойствием, как броней, Рейна вошла в молельню Черного Града.

Там ее прежде всего встретил холод, глубокий, смертельный холод. В чем тут дело? Заморозки прошли добрых десять дней назад. Вчера Рейна, когда поила Милашку у Протоки, ощутила первое дыхание весны. Но здесь, в молельне, по-прежнему стояла пора трескучих морозов. Рейна зябко потерла руки, жалея, что не накинула шаль.

Ее глаза стали привыкать к полумраку, и оттуда, словно по волшебству, выступила громада Градского Камня. Он подавлял Рейну своей мощью, и она, несмотря на все усилия, испытала прежний благоговейный трепет.

Она не сразу увидела, что камень дымится.

Страх, внезапный и отдающий крепкой солью, сдавил ей горло. Градский Камень дымился, как парное мясо на морозе.

— Да, Рейна Черный Град. Орлы знают, когда надо бояться.

Голос ведуна застал Рейну врасплох, но она, не желая этого показывать, выпрямилась и спросила:

— Давно ли это началось?

Инигар вышел из мрака и дыма, и она подумала: а он постарел. Черные глаза, как всегда, непреклонны, но тело как-то ссохлось, точно кровь из него высосали. Рейна попыталась скрыть, как она поражена, но обмануть Инигара было не так-то просто.

— Ты находишь, что я изменился, Рейна? — с прежней твердостью спросил он. — Тогда тебе, возможно, следовало прийти сюда пораньше.

Рейна не собиралась оправдываться перед ним и потому промолчала.

Она была уверена, что ему известны ее мысли, и какое-то время они смотрели прямо в глаза друг другу — жена вождя и клановый ведун. Затем Инигар внезапно стянул с рук свои перчатки из свиной кожи, протянул их Рейне и сказал:

— Надень их и потрогай камень.

Рейна медлила. Ей не хотелось идти у него на поводу, но мрачный тон его голоса действовал на нее помимо воли.

— Без перчаток к нему прикасаться нельзя — кожа слезет, — настаивал ведун.

Как это возможно? — рвалось у Рейны с языка. Но задавать такой вопрос было еще страннее, чем трогать камень, поэтому она надела перчатки и подошла к восточному боку глыбы. От камня веяло таким холодом, что Рейна, как маленькая, застучала зубами. Здесь, вблизи, она различала на его поверхности борозды, трещины и ямы. Валун, всегда влажный на ощупь, оделся теперь броней инея. Рейна осторожно приложила к нему защищенные перчатками руки.

О боги. Она словно притронулась к умирающему. При всех прежних прикосновениях — в конце ее девичества, после обеих свадеб, после смерти Дагро — камень вливал в нее жар и силу. Теперь он остыл, и сила ушла куда-то в самую его глубину. Она чувствовала, как что-то шевелится там, внутри — будто тянется к ней и не может дотянуться.

Рейна оцепенела, терзаемая чувством утраты.

Инигар, понаблюдав за ней некоторое время, наконец сказал:

— Боги оледенили сердце камня, и он расколется еще до конца этого года.

Рейна потрогала вышитую ладанку с порошком священного камня у себя на поясе. Она слышала истории о том, как раскалываются священные камни, но они больше походили на сказку, чем на правду.

— Канун Пришествия? — тихо молвила она.

— Ночь, когда Станнер Хок бросил собаку в огонь, — кивнул Инигар.

Рейна склонила голову, не в силах смотреть на его всезнающее лицо, и медленно попятилась к стене. В молельне царил беспорядок: дымник почти догорел, на полу угли и пепел, долота раскиданы как попало. Даже одежда ведуна, сшитая из тончайшей свиной кожи, перепачкана и изорвана. Рейне вдруг стало жаль его, но она благоразумно не подала виду.

— Ты сказал об этом Мейсу?

— Ты же знаешь, что нет. Что хорошего вышло бы, если б я посеял страх в клане?

— Но в разговоре со мной тебя это не останавливает.

— Ты женщина, а не воин.

Ей захотелось ударить его. Как он смеет? Боги знают, как сражается она за этот клан. Вся дрожа, Рейна сказала:

— Не понимаю, зачем ты позвал меня сюда, будучи столь низкого мнения обо мне. — Она повернулась, чтобы уйти, но ведун с привычной властностью приказал ей:

— Останься. Я сказал, что ты не воин, но не говорил, что у тебя нет власти.

Устав от его игр, Рейна швырнула перчатки на пол.

— Что тебе нужно от меня? Камень болен, и поправить этого я не могу. Я ведь не бог.

Ведун, все так же не поддаваясь ее гневу, нагнулся и поднял перчатки.

— Знаешь ли ты, что все камни живые? Спроси любого крестьянина. Камни могут усеять поле за одну ночь, выброшенные наверх спазмами земли. Горы порождают их, реки и ледники уносят прочь, а жар и лед в конце концов губят. Когда священный камень умирает, вместо него следует подыскать новый.

Инигар умолк. Рейна тоже молчала, дожидаясь, когда он закончит говорить о камнях и начнет говорить о себе.

— Мне нужна Эффи Севранс, Рейна. Скажи мне, где она.

Вот, значит, чего он хочет. Эффи. Следовало бы догадаться.

— Ты не сможешь уберечь ее, Инигар.

— Я ведун и берегу весь этот клан, а значит, и ее тоже.

«Что ж ты не устерег ее, когда Станнер Хок хотел спалить ее в печи? Где были в ту ночь мы все?» Рейна рассердилась на себя и потому ответила резко:

— Ты один против тысяч, Инигар Сутулый. Эффи нельзя больше оставаться в этом клане.

Ноздри ястребиного Инигарова носа побелели.

— Она нужна здесь. Я выбрал ее своей преемницей.

Рейна удержалась от нового резкого ответа. Глядя на закопченные стены молельни, на каменные корыта и скамьи, она понимала, что Инигар видит это место не так, как она. Жалость снова овладела ею. Он недужен и может умереть, а заменить его будет некем.