Джулия Джонс - Крепость Серого Льда

Рейна сделала движение рукой, как бы отстраняя от себя слова Бинни. Неправда, Эффи в Дрегге будет хорошо, потому что там нет Мейса, твердила она про себя. Но эта мысль больше не приносила успокоения. Рейне вспомнилось утро после побега Эффи. Спеша выбраться из круглого дома, девочка выронила чашку с составом, которым угрожала своим обидчикам. Случилось это на большом дворе, около входной двери. Эффи после сказала Рейне, что это был просто уголь, растворенный в крепкой водке... тем не менее это снадобье прожгло камень насквозь.

Рейна содрогнулась. Ей было страшно и недоставало слов, чтобы спорить с этой женщиной. Она испытала облегчение, услышав за дверью голос Эффи.

— Дрей! Рейна, Дрей приехал!

У Бинни хватило приличия проявить свое торжество лишь в самой малой степени, и Рейна вышла, чтобы поздороваться с Дреем.

Пентеро Исс стоял на каменном помосте, устланном шелком и лошадиными шкурами, собираясь вынести барону смертный приговор. Барон обвинялся в государственной измене, и поэтому суд, а также и казнь по правилам следовало бы совершить в Крепости Масок, уложив изменника на обсидиановую плаху, которая так и называется — «Смерть Изменникам». Но на сей раз Исс, правитель города Вениса, командующий гвардией Рубак, хранитель Крепости Масок и властелин Четырех ворот, решил собрать побольше зрителей. В крепостной двор много народу не втиснешь. Зато Площадь Четырех, которая простиралась сейчас перед Иссом, со своими виселицами, известными как Кольцо Страха, с бойцовыми аренами, статуями, торговыми ларьками, загонами для скота — садками для дичи и бараками для рабов, могла вместить половину города.

Могла и вместила на самом деле. Несмотря на свинцово-серое небо и резкий ветер, дующий со Смертельной горы, горожане заполнили площадь от края до края. Исс видел под собой море купцов, подмастерьев, рабочих, уличных женщин, священников, мальчишек-разносчиков, наемников, знатных господ, и море это начинало волноваться. Люди уже успели подкрепиться в ларьках, сыграть в кости и плашки, выпить пива и крепкой белой настойки, поглазеть на тела висельников и на сто баронов, стоящих на ступенях Суда Четырех, — теперь им хотелось крови.

Исс желал того же. Йон Руллион, Верховный Дознаватель, читал обвинительный лист, и его сильный, суровый голос перекрывал гул ветра.

— Маскилл Бойс, владетель Желанных Земель и Стайской переправы, ты ныне обвиняешься в измене правителю и народу этого города. Ты встречался с другими преступниками в таверне «Собачья голова», что в Нищенском Городе, и замышлял с ними совершить убийство правителя в последний день Скорби, когда правитель будет раздавать на улицах милостыню. Семнадцать дней спустя ты заключил договор с Черным Дэном, лучником из Иль-Глэйва, и уплатил оному лучнику десять золотых. В тот же самый день ты заключил соглашение с содержательницей непотребного дома Хестер Фай, известной как Большая Хетти, с тем чтобы она предоставила Черному Дэну свой дом в три этажа на Островерхой дороге, по коей будет шествовать правитель, и вручил упомянутой Хетти шесть серебряных ложек. Что имеешь ты сказать на это?

Толпа притихла, накапливая гнев. Висельники раскачивались на ветру, живые ждали, что ответит обвиняемый.

Маскилл Бойс стоял у подножия Суда Четырех. Железный ошейник, соединенный с ручными и ножными кандалами, вынуждал его держать голову прямо. Это был крупный, располневший с годами мужчина. Красное лицо выдавало любителя выпить, презрительная мина — высокородного барона. Он находился в заключении положенные двенадцать дней, и правитель позаботился, чтобы с ним обращались хорошо. Мало того: по приказу Исса Кайдис Зербина носил узнику жареных фазанов, крепкие вина и оранжерейные сливы. Кайдис похлопотал и о том, чтобы барон сегодня оделся в свой самый лучший и богатый наряд. На дублете Бойса блистали рубины, на подкладке плаща угадывался мех оцелота.

Любопытную картину представлял он собой, стоя ниже других городских баронов. Всем видно по его роскошной одежде и надменности, что он — из их числа. Если бы не цепи, он мог бы подняться по ступеням и занять свое место среди них. Вряд ли это сходство ушло незамеченным от взглядов горожан — уж они-то богатого барончика разглядят где угодно.

Исс, чтобы подчеркнуть свое различие, оделся скромно: в серую мантию на лебяжьем пуху, отороченную черной каймой. А красный кожаный плащ Марафиса Глазастого, стоящего у него за спиной, видывал и сражения, и дорожные невзгоды.

Своих рубак командующий вывел на площадь в большом количестве. Они блюли порядок, и густо-красные мазки то и дело встречались в толпе. Исса радовало их присутствие. Население города за последние месяцы сильно возросло. В Венис прибывают дружины наемников, рыцари, пехотинцы, саперы, оружейники, да и просто крестьянские сыновья, живущие за пятьсот лиг и ближе — те, кому богатеть на войне больше по нраву, чем пахать землю.

Марафис исполняет обещание, данное правителю в середине зимы: собирает войско, чтобы по весне вторгнуться в клановые земли.

Исс был доволен тем, чего добился за это время его Нож. К северу от города вырос военный лагерь, где люди живут в палатках и разоряют ближние поля. Там идут учения: ратники постигают науку битвы в строю со щитами и копьями. Фуражиры совершают набеги на восток до самой Собачьей Стены. Это все хорошо, но иметь в городе столько вооруженных людей все-таки опасно. Опасны и те сто баронов, что стоят во всем своем блеске на известняковых ступенях Суда Четырех. А мудрый человек угадывает опасность также в Марафисе и его красных плащах. Короче говоря, жить в Венисе стало рискованно.

И в случае Маскилла Бойса это особенно верно.

Обвиняемый вызывающе, гремя цепями, объявил себя невиновным в приписываемых ему преступлениях. Исс чувствовал, что Бойс смотрит на него, но не собирался устраивать представление, играя с подсудимым в переглядки. Пора было продолжать разбирательство, и правитель кивнул Йону Руллиону.

— Приведите свидетельницу, — распорядился Верховный Дознаватель. Руллион человек жесткий и рода незнатного — любви к баронам он не питает. Вера в Единого Бога придает ему уверенности, и он, хотя был Верховным Дознавателем еще при Боргисе Хорго и за последние тридцать лет нажил себе огромное состояние, до сих пор одевается как священник.

Двое гвардейцев подвели к помосту женщину. Обращались они с ней весьма уважительно — знали, видимо, что в городе ее любят.

Хестер Фай, проходя мимо, подмигнула Марафису и вызвала этим хохот в передних рядах зрителей. Дородная женщина, смуглая, увешанная драгоценностями и с кружевами на корсаже. Верховного Дознавателя она нахально назвала по имени и осведомилась о его подагре, которая так докучала ему зимой.