Чарльз де Линт - Покинутые небеса

Долгое время он вообще не понимал, что движет людьми, когда они соглашаются нанести на тело несмываемый рисунок. До тех пор, пока не встретился с Парис. Если увидеть ее в одежде с длинными рукавами и джинсах, а волосы у нее при этом будут распущены, вы ни за что не догадаетесь, что большая часть тела девушки покрыта татуировками.

— Это мой дневник, — объясняла Парис. — Каждая отметина на моей коже напоминает о том, что и когда со мной происходило. Так что я никогда не забуду, кто я и как оказалась здесь. — В ее улыбке не было и тени насмешки. — А знаешь, в чем истинная прелесть этих украшений?

Хэнк отрицательно покачал головой.

— Никто не сможет их у меня отнять.

И никто не мог прочесть этот дневник, поскольку все образы относились к собственной мифологии Парис, даже их расположение имело особое значение. Да и неважно, что могли подумать посторонние люди. Эти картинки имели значение только для нее одной. А Парис без труда читала собственную летопись в переплетениях узоров, покрывающих ее тело, ноги и руки. Одни изображения напоминали о событиях, ради которых стоило жить. Другие были безмолвными свидетелями темных периодов в ее судьбе, вроде тех, когда игла прикасалась к ее телу не с целью оставить татуировку на память, а искала вену и предлагала забвение.

Так, благодаря Парис, Хэнк понял, почему у людей могло возникать желание и даже необходимость делать татуировки. Но он сам не хотел стать чистым полотном в чьих бы то ни было руках, даже в своих собственных.

Ателье Ала было расположено ближе всего к спортивному залу, где Хэнк сделал остановку, чтобы сменить официальную одежду на более привычную, поэтому он и решил начать именно с него. Сам Ал, по имени которого назывался салон, еще в середине семидесятых сгинул на одной из войн за сферы влияния. Снаружи помещение выглядело как бетонный бункер, одно из окон вечно было заколочено досками, а во втором виднелись выгоревшие образцы татуировок. Внутри из-за устоявшегося запаха пота, машинного масла и сигаретного дыма было тяжело дышать. В зале околачивались шесть или семь байкеров — все состарившиеся, безобразно толстые или изможденно-худые. Никто из них не заботился о собственной форме, и единственной угрозой с их стороны могли быть только избитые шутки, которыми они встречали каждого посетителя. Молодежь давно облюбовала себе другие места.

Позади прилавка стоял высокий жилистый, как колючая проволока, мужчина, и, в отличие от всех остальных, он как раз мог представлять опасность. С нижней губы мужчины свисала дымящаяся сигарета, и серая струйка дыма обволакивала его лицо. Это Бруно, отбывавший наказание вместе с Мотом в конце шестидесятых. Он был настоящим волшебником иглы, как в своем салоне, так и на улице. Бруно узнал Хэнка и приветствовал небрежным кивком.

— У меня имеется не совсем обычный вопрос, — сказал Хэнк.

— Валяй.

— Ты обрабатываешь пенисы?

Один из байкеров захихикал, но быстро осекся, как только Бруно метнул в его сторону тяжелый взгляд.

— Как я догадываюсь, ты кого-то разыскиваешь? — спросил Бруно, снова повернувшись к Хэнку.

Тот кивнул.

— Элли могла сделать тату где угодно, но она трудилась здесь еще при Але. Сам я никогда не брал в руки ничего подобного.

Его слова вызвали очередные смешки со стороны престарелых байкеров, но на этот раз Бруно даже не посмотрел в их сторону.

— Как я понимаю, у тебя нет записей клиентов? — спросил Хэнк.

Бруно слегка усмехнулся:

— За кого ты меня принимаешь?

— Это был пробный выстрел.

— А какой была татуировка?

— Кобра, обвившаяся кольцами по всей длине.

— Интересно.

Хэнк пожал плечами.

— Тебе надо толкнуться в эти новые заведения. Они цепляют колечки в разные места, может, что и вспомнят.

— Спасибо, я попробую.

Хэнк почти дошел до двери, когда один из байкеров его окликнул. Он остановился, прислонившись спиной к косяку двери. Это был тот самый тип, который хихикал во время разговора.

— Я о твоей псине, — сказал байкер. — О той, с которой ты бегаешь.

— Этот пес не принадлежит мне.

— Как скажешь. Я только хотел поинтересоваться, какой он породы.

— Он — порождение Катакомб.

— Мне кажется, в нем есть что-то от медведя.

— И это тоже.

— Уродливый ублюдок, правда? Удивительно, что его до сих пор никто не пристрелил.

Хэнк понимал, что байкер хочет всего лишь реабилитироваться перед дружками за то, что Бруно оборвал его несколько минут назад, поэтому не придал особого значения прозвучавшей угрозе.

— Хочешь этим заняться? — спросил Хэнк как можно мягче.

Байкер пожал плечами.

— Валяй, — добавил Хэнк. — Только учти, что теперь я тебя знаю в лицо.

Не дожидаясь ответа, он кивнул Бруно и вышел за дверь. Как раз в этот момент мимо проходил автобус, распространяя вокруг себя ядовитое облако выхлопных газов, но все же на улице пахло значительно приятнее, чем в салоне. Хэнк выждал несколько мгновений, но никто из байкеров не вышел за ним следом. Это его вполне устраивало. Дополнительные неприятности были ему совсем ни к чему.

До салона База Хэнк добрался только после двух часов бесплодных поисков. В этом помещении было чисто и работал кондиционер. Приглушенное освещение, пол в черно-белую клетку и такие же черно-белые стены и потолок. Парис стояла за прилавком и беседовала с клиенткой, красивой, высокой и стройной женщиной с восхитительной яркой татуировкой на плече. При виде Хэнка Парис послала ему воздушный поцелуй и снова вернулась к разговору. Женщина хотела сделать себе пирсинг на клиторе, но беспокоилась о последствиях.

«Господи, это ж надо такое придумать!» — воскликнул про себя Хэнк, устраиваясь на черном кожаном диване.

Парис изумительно соответствовала цветовой гамме салона — черные джинсы, армейские ботинки, белая блузка с короткими рукавами и черные волосы, обрамлявшие бледное лицо, словно клубы дыма. Темная помада, черная подводка миндалевидных глаз тоже не выделялись на общем фоне. Единственными цветными пятнами в салоне были татуировки на руках самой Парис и ее собеседницы; калейдоскоп переплетающихся линий на черно-белом фоне казался еще ярче.

На низком журнальном столике перед диваном лежали журналы с образцами татуировок, но Хэнк уделил им не больше внимания, чем беседе Парис с клиенткой. На период ожидания он погрузился в мистическое пространство, где линейная теория времени не действовала. Так он мог провести долгие часы — прекрасно сознавал, что творится вокруг, но на каком-то животном уровне. Земля по-прежнему вертелась вокруг своей оси, а Хэнк продолжал сидеть, терпеливо, неподвижно, неподвластный времени. Такой тип медитации был его собственным изобретением.