Чарльз Де Линт - Лезвие сна

— Тебе не нужна никакая фея, Козетта, — сказала Роланда. — Ты и так настоящая.

— Я не вижу снов. И во мне нет крови.

— Может, так лучше?

— Ты не понимаешь, каково это чувствовать себя такой... такой пустой внутри.

— Возможно, — согласилась Роланда. — Но я считаю, что ты придаешь большее значение тому, что люди чувствуют, чем тому, как они поступают. Многие проживают всю свою жизнь с ощущением незавершенности и пустоты в сердце.

Но Козетта не была расположена слушать такого рода объяснения.

— Я тоже буду совершать хорошие поступки, — сказала она. — Мы все будем заниматься только добрыми делами. А потом, когда Изабель нарисует для нас фею, мы станем настоящими. Красная птица забьется в груди, мы будем видеть сны, и наши раны будут кровоточить, как и у вас.

— Но...

— Надо поскорее найти Изабель и попросить ее. — Козетта встала на кровати и принялась пританцовывать, подпрыгивая на пружинах и хлопая в ладоши.

— Спасибо, Роланда! — крикнула она. — Спасибо тебе.

— Не волнуйся так сильно, — начала Роланда, поднимаясь на ноги. — Это всего лишь...

Но ее слова были обращены в пустоту. Гостья исчезла, оставив только легкое движение воздуха, заполняющего внезапно освободившееся пространство. Роланда, открыв рот, уставилась на опустевшую кровать.

— Это всего лишь сказка, — тихо договорила она.

Снизу послышались крики, сопровождаемые стуком входной двери. Роланда подошла к окну и выглянула как раз в тот момент, когда Козетта выскочила на тротуар. Слова девочки снова зазвучали в голове Роланды:

Все мы — только сказки.

Роланда стояла и смотрела вслед Козетте, пока хрупкая фигурка не растворилась в толпе, а потом не спеша спустилась вниз. В приемной стоял гул возбужденных голосов.

— ...прямо из воздуха, я клянусь...

— ...выглядела совершенно как...

— ...просто невозможно...

Роланда остановилась у входа и среди всеобщего волнения сотрудников и детей чувствовала себя так, словно находилась в центре урагана. Она посмотрела на картину «Дикарка». Нет сомнений, что только Козетта могла позировать для этого полотна. Нет сомнений, что мир вокруг изменился и никогда не станет прежним.

Надо поговорить с Изабель Коплей. Роланда решила выяснить, откуда появилась Козетта, почему из пореза на ее руке не течет кровь, почему, обладая плотностью и весом, она не считает себя настоящей.

Шауна заметила стоящую у двери Роланду и окликнула ее по имени, но та даже не обратила внимания на сотрудницу. Роланда, не говоря ни слова, поднялась в свою квартирку, переобулась и накинула куртку, потом сунула бумажник в маленькую сумочку и повесила ее на плечо. Не пускаясь ни в какие объяснения, она вышла на улицу.

Роланда пошла в том же направлении, что и Козетта, но вскоре поняла, что не знает, куда идти. Остановившись у первой попавшейся телефонной будки, Роланда перелистала справочник в поисках номера телефона и адреса Изабель Коплей, но не обнаружила там никакой информации. Она немного подумала и начала искать сведения об Алане Гранте. Роланда запомнила номер телефона, но решила поговорить с Аланом лично; она хотела посмотреть ему в глаза, прежде чем решить, стоит ли объяснять, какая причина привела ее к порогу его дома.

По дороге к Уотерхауз-стрит Роланда поймала себя на том, что задается вопросом: а способен ли видеть сны мистер Грант? Настоящий ли он? Или он тоже, как и Козетта, вышел из какой-нибудь сказки в таинственном прошлом? Насколько Роланда помнила, этот человек ничем не отличался от всех остальных людей, но до вчерашнего вечера ей и в голову не могло прийти приглядываться к людям с этой точки зрения.

Изабель прочитала первые двадцать страниц дневника и закрыла тетрадь. Ее мозг отказывался воспринимать такое количество неожиданной информации за один раз. Она прижала дневник к груди и подошла к окну. Вид из студии быстро становился привычным. Река Кикаха, соседние здания, изломанная линия крыш на противоположном берегу и лоскутное одеяло домов и двориков, простиравшееся от кромки воды до самого горизонта. Еще несколько дней, и можно будет рисовать этот пейзаж по памяти.

Изабель вздохнула. На глаза навернулись слезы, в груди возникла ноющая боль, но в целом она чувствовала себя лучше, чем в то утро, когда получила запоздавшее письмо Кэти.

Нельзя прятаться от проблем, твердила она себе. Неважно, как ты себя чувствуешь. Вопрос заключался в том, насколько можно доверять запискам Кэти. На самом ли деле она писала честно, как обещала, или снова рассказывала одну из своих историй, на этот раз выдавая ее за реальность, а не за вымысел? Изабель внимательно осмотрела простой переплет тетради. Она провела по обложке пальцами, ощупывая каждый сгиб и каждую царапину, появившиеся на дневнике после долгого пребывания в сумке Кэти. Нет, на самом деле ее волновал только один вопрос: действительно ли Кэти была влюблена в нее? Эта мысль показалась абсолютно чуждой — но не настолько, как могло бы быть, если бы Кэти призналась в своем чувстве в то время, когда они жили на Уотерхауз-стрит. В записях совершенно точно было изложено отношение Иззи к этому вопросу в те дни. Но с тех пор она изменилась. Даже стала носить другое имя. Иззи превратилась в Изабель. Иззи была убежденным приверженцем двуполой любви, а среди знакомых Изабель немало геев. Во многих вопросах Изабель, несмотря на консервативный стиль жизни, была более терпимой, чем Иззи. Изабель...

Она и сама не понимала своих чувств. Любовь к Кэти была гораздо сильнее, чем то, что она когда-либо испытывала по отношению к мужчине, и даже после смерти Кэти эта любовь не исчезла. Несмотря на то что у нее ни разу не возникло мысли о физической близости, Изабель всегда с удовольствием рисовала соблазнительные формы Кэти, частенько в трудные минуты искала утешения в ее объятиях, и сама обнимала ее, они, рука об руку, прогуливались по вечернему городу, целовались при встречах и на прощание. Но ведь они были подругами. Изабель любила Кэти и восхищалась ею. Она испытывала неподдельную радость при виде входящей подруги, очень скучала по ней, когда переехала жить на остров, но и эти чувства проистекали из их дружбы. Они были лучшими подругами. Так где же кончается дружба и начинается любовь? И есть ли вообще какие-то нюансы, различающие чувства близких людей?

Если бы Кэти была жива, она спросила бы у нее. Но Кэти умерла. Она ушла... и оставила ее одну...

Долго сдерживаемые слезы наконец брызнули из глаз Изабель подобно летнему ливню. Она уронила дневник на пол и подтянула колени к подбородку. А потом уткнулась лицом в джинсы и плакала до тех пор, пока ткань не промокла насквозь. Наконец рыдания немного утихли, перешли в тихие всхлипывания, и она оглянулась в поисках носовых платков, но не нашла их и обошлась длинной полоской туалетной бумаги от рулона в ванной комнате. Изабель высморкалась раз, другой, потом подняла голову и уставилась на свое отражение в зеркале — покрасневшие и припухшие глаза, мокрый нос, горящие щеки.