Дэйв Дункан - Будущее непределенное

Сила их как единой команды заключалась в их различиях. Никто не понимал человеческих слабостей лучше Доша, раскаявшегося преступника и блудника. Домми использовал свой опыт слуги, ведая хозяйственными делами Свободных. Урсула Ньютон всегда была неодолимой силой, этаким человеком-цунами, против которого не мог устоять никто, в то время как проповеди Элиэль заставили бы прослезиться и груду камней. Из двух оставшихся в живых братьев Эдварда по оружию, знакомых с ним еще с нагианских времен, Тьелан умел непревзойденно торговаться, а Догган отличался упорством в решении головоломных поручений, которые свели бы любого другого с ума. Пиол Поэт вел архив, следя за теологической верностью проповедей Элиэль. Пинки Пинкни крутил людьми, как ветер кружит снежинки, — как правило, те даже не догадывались об этом. Рваная Губа был солдатом, Килпиан — гуртовщиком, Асфраль — повитухой, Имминол лучше всех разбиралась в травах, Титтраг — в камнях…

Сам Освободитель мог превзойти каждого из них в чем угодно, но не мог находиться в дюжине мест разом. Для каждого дела у него имелся помощник. Всего Носителей Щита было двадцать, и Эдвард шепнул как-то Алисе по секрету, что не понимает, как это Иисус обходился двенадцатью.

За последние две недели она почти не виделась с Эдвардом. Когда он извинялся перед ней, она отмахивалась.

— Ты занят делом, я здесь в отпуске. Я не знаю языка, значит, не могу помочь. Захочешь поговорить — пошли за мной, и я с удовольствием приду. А так делай, что ты должен делать, и не думай обо мне. По крайней мере скучать мне здесь не приходится.

Он посылал за ней несколько раз — всегда под вечер, когда остальные уже заканчивали дела. Сам он, казалось, вообще не нуждается в отдыхе, а может, он выбирал это время просто по привычке. Ей было забавно думать о том, что они никогда не оставались наедине друг с другом, так что никаких сплетен можно было не опасаться, но она сомневалась в том, что он избегал возможности скандала осознанно. Просто его инстинкты надежно хранили его.

Каждый раз он спрашивал ее, счастлива ли она, и она всегда отвечала, что да, счастлива. Он сам выбирал тему для разговора, и поэтому они говорили об Англии, войне, поэзии и о своем детстве. Только раз он упомянул о том, что может случиться, когда Свободные дойдут до Тарга, да и то невзначай.

— Они могут служить только группой поддержки, — сказал он. — Но, разумеется, только их поддержка и делает это возможным. Внимание: единственный матч чемпионата Вейлов в тяжелом весе! В черном углу нынешний чемпион, Зэц (Буу! На мыло!); в сером — Освободитель (Гип! Гип!). Результат всем известен из «Завета», так что матч обещает быть скучным… Что-то не так?

— Ничего. Я просто как-то забыла, что Зэц — реальное лицо, а не аллегория.

— Реальнее некуда. — Эдвард прищурился и с минуту молча смотрел куда-то в ночь. — Но то, что я задумал, — не убийство, а казнь. Заранее известно, чье имя фигурирует в приговоре.

Потом он передернул плечами и сменил тему. Если он сомневался в возможном исходе, он скрывал это даже от нее. Но он знал, конечно, что справедливое дело не всегда побеждает и что самые популярные в народе восстания закончились катастрофой: Уот Тайлер, Ян Гус, Петр Отшельник… Крестовый поход Нищеты привел тридцать тысяч людей на смерть и в рабство.

Порой он становился тем Эдвардом, которого она знала. В его глазах мелькала отвага и спокойная решимость, как и тогда, когда его пытались убить Погубители. Порой она ощущала что-то еще: чудовищную, сжатую тугой пружиной силу, которая, казалось, только и ждет, когда ее отпустят, тщательно рассчитанную ненависть к коварному врагу — если, конечно, все это ей не мерещилось. Скромно сидя напротив него у костра, она смотрела на игру бликов на его худощавом лице и гадала, во что превратился ее кузен.

Однажды, и только однажды, позволил он своим чувствам чуть показаться на поверхности. Некоторое время он сидел молча, глядя на нее. Она терпеливо ждала, притворяясь, будто смотрит в огонь. Он задумчиво протянул:

— Алиса, милая! Что бы случилось, если бы не война? Что было бы с нами? Если бы не было никакого «Филобийского Завета»? Ты никогда не думала об этом?

— Не знаю. — Она следила за изменчивыми узорами угольев — занятие ничуть не хуже пустопорожнего гадания о том, что могло бы случиться.

— Знаешь, я был очень влюблен в тебя тогда, — тихо проговорил он. — Я и сейчас люблю тебя, но теперь… ну, теперь все по-другому. Давай не будем усложнять все, говоря об этом. Скажи, ты хоть серьезно ко мне относилась?

— Я всегда относилась к тебе совершенно серьезно, Эдвард, милый. Очень серьезно. Я очень боялась сделать тебе больно. Я была уверена, что ты скоро найдешь себе другую девушку, а может, кучу девушек. Ведь ты и не знал никого, кроме меня.

— Мне хватало одной тебя. Не думаю, чтобы я нашел другую. Не думаю, чтобы я сдался, даже когда узнал про Д'Арси.

Она встретила его вопросительный взгляд.

— Я тоже была влюблена. Влюблена как дурочка.

— А если бы война не началась?

— Наверное, продолжала бы оставаться дурой. Его жена все еще жива.

— Почему дурой? Ты что, до сих пор так считаешь?

— Да. — Она почувствовала угрызения совести по отношению к памяти человека, с которым была так счастлива, но она была в долгу и перед Эдвардом. Он не побоялся бы рискнуть своей карьерой и ее деньгами.

— Странная любовь, тебе не кажется?

— Да. Наверное, рано или поздно я опомнилась бы. И я ведь еще не забеременела — представить себе не могу, что бы я делала тогда! Я должна еще быть благодарна тому, что разразилась война.

Он поморщился:

— Не смей даже думать так! А Терри?

— Реакция, всего лишь реакция. — Терри был даже младше Эдварда, и по чистой случайности у него были такие же черные волосы и синие глаза. — Он был прекрасный человек, но все могло выйти еще хуже. Мы оба с ума сошли от любви, оба, но нас ничего не объединяло. Это бы не продлилось долго. Мы бы жили очень несчастливо.

— Спасибо, — прошептал он.

— За что? — Искренность за искренность… — А что Исиан? Ты любил ее?

Он покачал головой и горько улыбнулся — убежденный, что она ему не поверит.

— Нет. Я же говорил тебе. Любовь между пришельцем и туземкой немыслима. Вне зависимости от того, какой мир ты выберешь, один должен стареть, а другой — нет. Я мог бы полюбить ее. Но я не мог позволить себе этого.

— Тогда как насчет мисс Элиэль, которая день и ночь преследует тебя со своими огромными дурацкими глазами?

Он выгнул бровь, и уголок его рта пополз вверх.

— Алиса, милая, ты, часом, немного не… гм?..

— Я? Разумеется, нет! Если уж на то пошло, она очень даже ничего — со своим классическим профилем, сверхволнительным телосложением и жизнью — сплошным сюжетом для драматического романа. Мне только хотелось бы, чтобы она держалась чуть подальше от меня, только и всего.