Дэвид Дрейк - Повелитель Островов

— Все не так просто, Гаррик, — вздохнула Теноктрис. — Было бы очень легко, если б существовало только добро и зло и, соответственно два выбора. Но человек — сложное существо. Можешь ли ты утверждать, что в совершенстве постиг его сущность?

Гаррик подумал об Илне и Кашеле… и самом себе.

— Нет, — признался он. — Даже близко ничего подобного.

Старая колдунья кивнула.

— Когда человек умирает и его хоронят, Силы заполняют пространство его души — или какое там слово ты выберешь, чтоб обозначить нематериальную часть его тела… так вот, пространство его души заполняется. Подобным образом кварц заполняет сердцевину упавшего дерева и превращает ее в агат. Процессы различаются кое в каких деталях, но они несущественны.

— Неужели? — удивился юноша. — Дерево становится камнем?

— Ну вот, я плохой учитель, — усмехнулась Теноктрис. — Мне никогда не удавалось придерживаться одной темы. Отчасти поэтому я не могу объяснить то, что хочу.

Улыбка сошла с ее лица.

— Другая причина заключается в том, что я сама не понимаю очень многого… Хотя, пожалуй, это лучше, чем, как Бенлоу, претендовать на полное понимание.

Она в задумчивости постучала пальцем по губам.

— Бенлоу видит в древних могилах средоточие великой мощи, и здесь он, конечно, прав. Беда в том, что он не смотрит глубже. То, что кажется ему единой силовой линией, на самом деле является сплетением сотен различных нитей. Есть и такие, что тронь их — и получишь последствия, которые даже Бенлоу, при всей его силе, не сможет контролировать.

Илна сосредоточенно кивнула, казалось, она все понимает. Гаррик припомнил тщание, с которым девушка выбирала нитки перед тем, как начать работу. Сотни оттенков примерялись к рисунку, прежде чем появиться на ковре. О да, она должна понимать старую колдунью.

— Твой друг Кашел без моих объяснений понял, что из «Красного Быка» надо бежать, — сказала Теноктрис. — Полагаю, он распознал те самые Силы и предпочел удалиться, чтоб не использовать талант, который, несомненно, у него имеется. Вначале мне даже показалось, что там нечто большее.

— Талант? — тупо переспросил Гаррик.

— Да, — подтвердила колдунья. — Довольно странно, что даже Бенлоу не почувствовал его. Но талант Кашела весьма особый, а наш купец все же очень невежественный.

Гаррик искоса посмотрел на молчавшую Илну. Сказал:

— Думаю, Кашел в любом случае с нами бы не остался. Он очень тяжело перенес отъезд Шарины из деревни. Он говорил мне, что собирается уйти один. Но я не верил до тех пор, пока это не случилось.

Он покачал головой, пытаясь разобраться в хаосе, казалось бы, бессмысленных деталей.

— Я просто не могу понять… Шарина ведь просто большой ребенок. Ну с какой стати вообще кому-то так убиваться из-за отъезда девчонки? Не понимаю.

— Естественно, ты не понимаешь, — отрезала Илна.

К великому удивлению Гаррика, девушка оттолкнула его с дороги и скорее побежала, чем пошла дальше. Он непонимающе посмотрел на Теноктрис, но та хранила непроницаемое выражение лица.

Впереди показалась гостиница. Гербом ей служило кресло-качалка, подвешенное прямо над улицей. На нем красовалась надпись золотыми буквами: «Приют Капитана». Илна, обогнавшая их футов на двадцать, чуть не прошла мимо. Гаррик вдруг сообразил, что она же не умеет читать.

— Илна! — крикнул он. — Вот наша гостиница!

Она остановилась и вернулась ко входу, а Гаррик уж испугался — вдруг не вернется? Он ругал себя за то, что неосмотрительно завел разговор о Кашеле. Мог бы понять, как тяжело Илна переживает утрату. Он мог поклясться, что когда девушка обернулась, щеки ее были мокры от слез.

Ноннус спал, и при этом ужасно храпел. Шарина не могла припомнить никого другого, кто б так шумел во сне. А уж ее-то работа в отцовской гостинице обеспечила ей широкую практику на этот счет. Она повидала спящих мужчин, наверное, больше, чем любая другая девушка.

— Я сплю, как тюлень, — пошутил сам отшельник, и это была чистая правда.

Возникшая опасность, возможно, разбудила бы Ноннуса, но водные волны, изредка перехлестывавшие через борт челнока, видно, к таковой категории не относились.

Луна еще не появилась на небосклоне, а редкие звезды, пробивавшиеся сквозь густые слоистые облака, почти не давали света.

Море, насыщенное фосфоресцирующим планктоном, казалось безбрежной пустошью, сливавшейся на горизонте с небом. Шарина смотрела на север и видела только бесчисленные шевелящиеся холмы морской глади. Масштаб этой картины поражал воображение девушки, выросшей в маленькой деревушке. Мили и мили воды. И ничего, кроме этой воды. Так до самых Льдистых Мысов…

Она поплотнее укуталась в плащ, чтоб унять не прекращавшуюся дрожь. И дело тут не в порывистом встречном ветре. У себя дома, на твердой земле, да в теплом плаще, вряд ли она бы так тряслась от холода.

За бортом мелькнула рыба. Шарина скорее уловила движение, чем увидела силуэт. Что-то неясное мелькнуло на фоне блестящей воды и с тихим всплеском снова вернулось туда, откуда появилось.

Леска с крючком — нехитрое приспособление, которое Ноннус прикрепил за бортом, уже обеспечило им минимальный улов. Отшельник оказался прав — умереть голодной смертью им не грозило, сколько бы ни длилось их путешествие.

Если не считать случайных рыбок, они были совершенно одни в этом море. Море, оказалось куда больше, чем представляла себе девушка, когда стояла на северных утесах у родной Барки и глядела в безбрежную гладь. Отшельник беспокойно вздохнул во сне.

Свернутый парус лежал поперек планшира, придавленный рангоутом. Он создавал как бы перегородку между пассажирами, сидевшими на носу и на корме лодки. Сейчас Медер нес вахту на рулевом весле, Азера находилась рядом с ним. Когда наступало дежурство Ноннуса и Шарины, аристократы молча переходили вперед. Обе группы обменивались коротким кивком, и на этом общение заканчивалось. Казалось, они живут в двух соседних домах. Ноннус не поднимал паруса с тех пор, как они прорвались сквозь рифы Тегмы. Они плыли по воле ветра, полной грудью вдыхая свежий холодный воздух естественного, немагического мира. И в этом мире не было ничего более естественного, чем смерть… и ничего более чистого и холодного, чем Льдистые Мысы.

Затихнув, девушка могла слышать сквозь завывание ветра монотонное бормотание Медера на корме лодки. Время от времени там вспыхивало нездоровое красное свечение, бросавшее отблеск на волны за бортом. Снова раздался судорожный вздох отшельника. Он спал, обхватив себя руками, свернувшись в плотный комок.

Шарина отвернулась и снова стала смотреть на север. Хотела бы она тоже свернуться клубочком и заснуть. Много чего она бы хотела.