Дэвид Дрейк - Прилив победы

Теперь Тахмина подошла гораздо ближе. Несмотря ни на что, Фотия очаровала ее манера двигаться. Даже под тяжелыми персидскими одеждами он почувствовал гибкую атлетическую фигуру. Тахмине было пятнадцать лет. Как раз достаточно взрослая — в отличие от самого Фотия, — чтобы научиться управлять своим телом. В ее легком, скользящем шаге совсем не было неуклюжести. Маврикий, катафракт его отца, видел девушку раньше. Он сказал, что она поразительно красива. На мгновение Фотия порадовала эта мысль. Но только на мгновение.

«Отлично. Просто отлично. У меня будет самая красивая жена в мире. И она будет задирать нос, когда бы я ни находился рядом».

Наконец его глаза встретились с глазами приближающейся невесты. Из-за тяжелой чадры Фотий мог видеть только темные глаза и переносицу Тахмины. Римский император застыл на месте. Тахмина неотрывно смотрела на него. Она ни разу не отвела взгляд, пока не заняла свое место рядом с ним. Конечно, красивые глаза. Такие же ясные и яркие, как лунный свет, хоть и темные. Карие глаза, но такого необычного, глубокого цвета, что казались почти черными. Этого-то Фотий как раз ожидал. Он не ожидал увидеть теплоту. Глаза Тахмины мерцали, как угли костра.

И когда церемония наконец-то началась, он определенно не ожидал услышать шепот. На идеальном греческом, хотя и с сильным акцентом.

— Будь спокоен, муж. Я тебе понравлюсь. Я обещаю.

И он на самом деле успокоился, несмотря на то что обряд был долгим и изматывающим, и от него требовалось следовать по лабиринту тщательно выученных жестов и слов. Фотий тоже читал Геродота. И знал кредо ариев.

Научите их ездить верхом и стрелять из лука.

И научите их ненавидеть любую ложь.

Несколько часов спустя, на пышном празднестве, проводившемся во всех залах дворца — и по всему городу, что тоже немаловажно, — император Хусрау Ануширван остановился рядом с Велисарием.

— Я думаю, все прошло просто прекрасно.

Велисарий кивнул. Для разнообразия эта его улыбка оказалась совсем не хитрой. Она была такой же широкой и открытой, как у самого императора.

— Мне тоже так показалось.

Они все еще стояли в айване. Через огромный проем были видны последние лучи заходящего солнца. Велисарий бросил взгляд на небольшую дверцу, которая вела в личные покои императорской свиты. Фотию и Тахмине предоставили там апартаменты до тех пор, пока римская делегация не отбудет обратно в Константинополь. Не более десяти минут назад новоявленные муж и жена удалились через эту дверь.

Теперь улыбка Велисария стала более привычной — в ней появился хитроватый оттенок.

— Конечно, я не уверен, что Фотий все еще придерживается этого мнения. Казалось, раньше он был повеселее. Но теперь… — римский полководец усмехнулся, — он выглядел, как человек, которого ведут на казнь.

Хусрау улыбнулся.

— Чушь. Я воспитывал эту девочку в той же мере, что и сам Баресманас. Она настолько же умна, насколько красива. Уверяю тебя: твой пасынок скоро перестанет чувствовать себя неловко.

Владыка земель иранских и неиранских сделал паузу.

— Ну… возможно, я выразился не совсем точно… — Велисарий удивленно поднял брови.

— Ему только десять лет, Ваше Высочество.

На лице Хусрау появилось крайне самодовольное выражение.

— Римляне. Какие вы примитивные.

После того как слуги переодели его и забрали парадные одежды, Фотий нервно вошел в спальню и обнаружил, что Тахмина уже ждет его. Она лениво лежала на постели в ночной сорочке. Завидев Фотия, она улыбнулась и похлопала ладошкой по кровати рядом с собой.

— Иди сюда, муж, — позвала она мягко.

— Мне только десять лет, — удалось выдавить Фотию.

— Успокойся, — прошептала жена. Она встала и нежно подвела его к кровати. — Ложись.

Фотий сделал так, как ему приказали. Он не мог представить, что может не повиноваться ей. Тахмина сохраняла самообладание и одновременно вела себя на удивление скромно.

«Как ей это удается, когда на ней только шелковая рубашка?»

Ее руки были сильными и крепкими. Да, она старше его. Но в большей степени Фотия заставили подчиниться ее уверенность и чистая красота — Маврикий был прав, прав, прав.

Показалось, что прошло только мгновение перед тем, как она заставила его вытянуться на кровати, сама легла рядом и стала нежно гладить его маленькое тело. Фотий почувствовал, как медленно уходит напряжение из мышц.

— Мне только десять лет, — повторил он. На этот раз слова прозвучали скорее как извинение.

— Конечно, это так, — прошептала Тахмина. И нежно поцеловала его в лоб. — Расслабься, муж. — Она подняла голову и спокойно улыбнулась, глядя на Фотия сверху вниз, в то время как ее руки продолжали гладить его.

— Ты станешь старше. Довольно скоро, не сомневайся. А когда придет время, ты совсем не будешь волноваться. Ты все будешь знать. Обо мне. О себе. Все получится очень легко.

Фотий подумал, что у нее самый красивый голос, который он когда-либо слышал. Он чувствовал, что тонет в темноте ее глаз.

Оставшаяся часть ночи, пока они не заснули, стала временем чудес. Частично — чудес тела. В конце концов, десять лет — это не слишком рано, а Тахмина была такой же чувственной, как и красивой. Ее ласки казались более прекрасными, чем что-либо, что мог представить себе Фотий.

Но больше всего его поразило другое. Он никогда не мог предположить такого. Ни разу. Что может полюбить свою жену.

Утром удивление превратилось в уверенность. В конце концов, десять лет — не слишком рано для мужчины, чтобы понять: наслаждения духа перевешивают наслаждения тела.

Его жена оказалась гением. По крайней мере, это было твердым убеждением Фотия. Кто еще знает столько способов сорвать планы назойливых учителей?

— И вот еще что, — объясняла она, устраивая его голову у себя на плече. — Когда они станут ворчать по поводу твоей грамматики…

Впервые Фотий принял позу властного мужа.

— Замолчи, жена! — приказал он. Он поднял голову, собрался с силами — вот он, император Рима! — и поцеловал жену в щеку. После прошедшей ночи это получилось почти легко.

Тахмина рассмеялась.

— Видишь? Недолго!

И снова через некоторое время Тахмина смотрела на него сверху вниз спокойным взглядом.

— У тебя будут наложницы, — тихо сказала она. — Но я намерена проследить, чтобы ты не проводил с ними много времени.

Фотий откашлялся.

— Э, видишь ли, на самом деле содержать наложниц не разрешается законами христианства, — сообщил он. Потом добавил несколько виновато: — По крайней мере, так предполагается.

Тахмина казалась крайне удивленной.

— Правда? Как странно! — Красивые глаза слегка прищурились.

— Конечно, я поменяю веру, потому что в христианской империи должна быть императрица-христианка. — Она прищурилась сильнее. — Я просто вижу себя рьяной христианкой. — Глаза стали щелочками. — Просто религиозной фанатичкой.