Елизавета Дворецкая - Зеркало и чаша

— Не ждал меня, сокол ясный! — Извернувшись, как змея, она села на постели, и перед онемевшим Столпомиром снова заструились волны золотистых волос, сквозь которые с пугающей соблазнительностью просвечивали точеные плечи, длинные ноги, обольстительные бедра, волнующая округлая грудь. — А я-то тебя ждала, сокрушалась. Все глаза выплакала! — насмешливо продолжала она, обернув к нему лицо, где вместо глаз — зеленых озер — вдруг оказались две черные дыры: выплакала, дескать, до дна. — Бросил ты меня, голубок, обманул! Да ведь я тебе не девка посадская, что поплачет да и забудет. От меня, голубок, не уйдешь. Неужели не мила я тебе? — Вила прилегла на постель, игриво показывая ему всю прелесть своего волшебного тела. — Где же ты лучше меня нашел? Белее, румянее? Неужели за морями?

— Где... она... — едва выговорил Столпомир. Он помнил, что жена ушла в спальню раньше него и должна быть здесь. — Куда ты ее подевала...

— Что захочу, то и сделаю! — Младина усмехнулась, и ее прекрасные белые зубы блеснули хищно и угрожающе. — От меня не спрячешься. Брось ее, слышишь!

— Да как же я ее брошу — ведь она мне жена!

— Отошли назад за море, откуда взял! — жестко потребовала Младина. — Не нужна она тебе больше. Я ведь все сделала, что обещала. Во всем тебе везло, все сделалось, что тебе было нужно. Войну ты выиграл, князем полотеским стал. Зачем она тебе еще? Отошли назад. А женой твоей я буду! Где же ты найдешь красивее меня, стройнее, желаннее? Навсегда с тобой останусь, родной мой, ненаглядный! И красота моя не вянет, не старится — как солнце красное, я вечно буду хороша!

Изогнувшись, вила прижалась к нему, и у Столпомира потемнело в глазах. На него пахнула холодом Бездна Первозданных Вод, и он отшатнулся. Отдаться снова этой Бездне означало скоро погибнуть. Она не лжет, она останется с ним до конца — но конец наступит слишком скоро: уже через год он станет высохшим стариком и умрет. А она упорхнет в окошко белой лебедью, такая же юная, прекрасная, как цветущий ландыш, и ненасытная, как Бездна.

— Нет! — Столпомир собрался с силами и вскочил с лежанки. — Отдай мою жену, проклятая! Уходи!

— Так ты благодаришь меня!

— Ты уже всю кровь из меня выпила, что тебе еще надо!

— Не всю! — Глаза ее вспыхнули огнем томительного желания, голос стал глубоким и звучным, в нем послышался гул мощного потока тех рек, что омывают изнанку вселенной. — Не всю! Приди ко мне, светлый луч, дай мне огонь! Дай мне жизнь, чтобы сделать Деву Матерью, и тогда родится новая Дева. Мать станет Старухой, а Старуха канет во Тьму и выйдет из нее духом новой Девы, и мир обновится, ибо без этого нельзя ему жить! Приди ко мне, Огонь! Дай мне огонь, ты, внук Сварога, сын Велеса!

— Ступай к Велесу, а у меня есть жена! — в отчаянии крикнул Столпомир. — Огненный Сокол, помоги!

В тесной темной горнице вдруг вспыхнула молния и погасла, но вместе с ней исчезла и вила.

На постели кто-то лежал. В полутьме Столпомир видел только плечо над краем одеяла и пряди светлой косы.

Собравшись с духом, он осторожно наклонился, вгляделся. Женщина повернулась, и он увидел лицо своей жены Хильдвиг, дочери Рагнара, которую здесь уже нарекли княгиней Славницей. В полудреме она пробормотала что-то на северном языке и потянулась к нему.

Почти год Дева не напоминала о себе, и Столпомир даже стал надеяться, что она отвязалась от него навсегда. Была бы она просто вилой, так бы и случилось — женатый мужчина для вил недоступен. Но ведь это была Дева Будущего, во власти которой находится любой смертный человек. Молодая княгиня ждала ребенка, к великой радости всего города, а Столпомир ожидал срока со смущением и страхом. Миг рождения — миг перелома, когда в земной мир приходят все три Вещие Вилы. И от одной из них ему не приходилось ждать ничего хорошего.

В последний день, когда у княгини уже начались схватки и ее увели в баню, он вызвал к себе повитуху, Медведицу, и строго приказал ей зажечь, когда все кончится, не три огня в честь трех вил, а только два. Медведица смотрела на него как на сумасшедшего, но князь настаивал, и она была вынуждена подчиниться. Хотя, по совести говоря, мужчине не годится лезть в эти дела, будь он хоть трижды князь.

И вот настала та ночь, глухая осенняя ночь, когда весь город спал, и только в новой бане на задворках княжьего двора горели два светильника, поставленные на лавке... Светильников было два, но на их свет пришли три Вещие Вилы — потому что не бывает прошлого без будущего и настоящего без прошлого. Она все равно пришла — Та, Которую Не Звали. Та, чей приход нельзя ни приблизить своей волей, ни отвратить.

Дева Будущего отомстила. Она не могла изменить того, что уже стало прошлым и перешло во власть Старухи, но она прокляла будущее князя Столпомира — его детей. Обоим детям, сыну и дочери, она предрекла смерть после обручения. Сына уже ничто не смогло вырвать из-под власти ее проклятья, а с дочерью Старуха и Мать обманули ее. Обманули трижды: при рождении, когда Мать дала Деве первой сделать предсказание, а потом смягчила его; второй раз, когда двенадцатилетнюю девочку спрятали у Леса Праведного; и в третий раз, когда девушку, замерзающую в снегах, снова забрал к себе ее лесной дед. Но теперь, если она выйдет замуж, в миг перехода прежние покровители будут бессильны, и Дева завладеет дважды ненавистной ей жертвой, навсегда лишив ее какого-либо будущего.

Они сидели друг против друга в полутемной горнице и не звали никого зажечь светильник, молодой парень и седеющий зрелый мужчина, такие непохожие, потрясенные тем общим, что вдруг обнаружилось в их судьбе. Зимобору был всего год от роду, когда князь Столпомир повстречал Младину. Двадцать три года спустя ее встретил он сам — она ничуть не изменилась, таким же жемчужным блеском сияло ее стройное тело, и тем же одуряющим, сладким ароматом ландыша веяло от ее золотистых густых волос. Она искала их, потомков Сварога, и им нечем было защититься от ее жажды. Давно миновали те темные тысячелетия, когда Богиня в лице верховной жрицы избирала себе мужа на полгода, год или на семь лет, а потом, истощив его силы, приносила в жертву и во славу Богини разрывала на части. Перун потеснил Макошь с престола, объявил бывшую мать и владычицу своей женой и заставил подчиняться, но не мог совсем лишить ее жертв, чтобы не прервался поток возрождающих сил вселенной. И они, его потомки, должны были стать этими жертвами.

— И что же, так оно дальше пойдет? — наконец сказал Зимобор.

Если сейчас он женится на Дивине и Мать сумеет защитить ее от Девы, то проклятье перейдет на следующее поколение. И лет через пятнадцать — двадцать все начнется сначала: влюбленные парни будут гибнуть, молоденькие девушки будут пропадать только потому, что надели обручальный перстень на палец жениху, которого, может быть, и видят-то впервые в жизни. Ему мерещились длинные вереницы потомков, никому из которых не выскользнуть из-под власти Девы Будущего — ведь сама она безвременна и бессмертна. Пережить этого врага невозможно. Как далеко ни забирайся в потоке времен — она все равно будет впереди, ибо такова ее природа.