Пола Волски - Наваждение – книга 2

Грубоватому столичному говору она бы еще смогла подражать, и не без успеха. Но бесчисленные мелочи – жесты, выражение лица, позы, привычки, предпочтения, все то, что характерно для шерринского простонародья, – с этим ей никогда не справиться. Самый внимательный наблюдатель, и тот не сумел бы притвориться коренным шерринцем, а она никогда не отличалась острой наблюдательностью. Она наверняка споткнется на каком-нибудь пустяке, и все поймут, что она вовсе не та, за кого себя выдает.

Но есть другой говор, который приемлют и самые остервенелые фанатики-экспроприационисты, – она без труда и в совершенстве может его передать, ибо с раннего детства слышала тягучую речь фабекских крестьян. Говор Кэрт. Говор Дрефа. В ее устах его невозможно будет отличить от настоящего. Она и в Фабеке могла бы сойти за крестьянку. Здесь же, в Шеррине, ее отступления от общепринятого могут привлечь внимание, но не вызовут подозрений, ибо люди объяснят их очень просто: что взять с деревенщины?

Выложив свои сокровища на прилавок, она спросила так, как могла бы спросить родная сестра Кэрт:

– Чего дадите?

Хозяин принялся разглядывать драгоценности без спешки и, видимо, без особого интереса.

– Двадцать, – изрек он наконец.

Цена была занижена раз в пятнадцать, а то и больше. От злости Элистэ даже покраснела. Он что, принимает ее за деревенскую дуру, которую легко обвести вокруг пальца? Так он ошибается Сейчас она ему покажет.

– Со мной это не пройдет, – заявила Элистэ, в последнюю секунду вспомнив о произношении, и приготовилась к торгу. Но хозяин не удосужился даже ответить.

– Давайте, назначьте настоящую цену, – настаивала она.

Никакого ответа. Ростовщик был нем как могила. Но она не даст себя провести. Собрано прилавку блестящие безделушки, Элистэ сказала голосом Кэрт:

– Недосуг мне тут языком трепать. Говорите правильную цену, а не то я пошла.

Опустив драгоценности в карман, она направилась к двери. Вот сейчас он ее окликнет, вернет, я они поторгуются как положено.

Отнюдь. Она ушла, и он не попытался ее удержать. Ничего, в другой лавке предложат больше. Чего-чего, а закладных лавок на Ломбардной улице хватает.

В соседней лавке ростовщик оценил заклад в восемнадцать рекко, а в другой, рядом, ей давали семнадцать. Потом снова восемнадцать. Девятнадцать. Шестнадцать. Двадцать. На всем протяжении Ломбардной улицы цена колебалась в пределах двух-трех рекко. Нашелся даже подонок, предложивший одиннадцать; впрочем, других таких не встретилось. Но больше двадцати никто не давал. Обойдя два десятка ростовщиков, она наконец убедилась, что больше двадцати рекко ей не выручить, и отдала драгоценности.

Когда Элистэ вновь оказалась на улице, ее вязаный кошелек уже не пустовал, но и не был набит так, как она рассчитывала. Поход по ростовщическим лавкам отнял у нее много времени; день начал клониться к вечеру. Она устала, ноги болели. Спину ломило от стояний перед прилавками, ее начал пробирать холод. И, что хуже всего, снова хотелось есть: со времени скудного завтрака миновало много часов. Поесть было просто необходимо, но во сколько это ей обойдется? Она вдруг с ужасом осознала, как мало у нее денег. Ей вспомнилось, что в Новых Аркадах бокал охлажденной розовой воды стоит два рекко. При таких ценах надолго ли хватит двадцати?

Впрочем, теперь она находилась не в Новых Аркадах с их непомерными ценами. Простой народ ухитрялся существовать на жалкие бикены, так неужели у нее недостанет смекалки жить так же? Свернув с Ломбардной улицы, она попала на Университетскую, которая привела ее в Крысиный квартал. Там она вошла в первую попавшуюся кофейню и с облегчением опустилась на стул. Помещение оказалось забито студентами; молодые люди с открытыми лицами переговаривались звонкими голосами и оживленно жестикулировали. В глазах Элистэ они и впрямь были молодежью, хотя и ровесники ей. Они не понимали, как им повезло, таким свободным и беззаботным. Ей хотелось стать одной из них, затеряться в их шумной толпе. Правда, женщин в университет не принимают, но если переодеться юношей?..

Идиотская мысль! У нее, верно, голова перестала соображать от холода. Элистэ заказала что подешевле – чай без, меда (сэкономила два бикена) и булочку из серой муки вместо бриоши. Ела она не спеша, смакуя каждую крошку. Но долго засиживаться было нельзя: уже вечерело, а ей еще предстояло найти ночлег – какую-нибудь тихую чистую комнатку с горящим камином. Приступать к поискам следовало немедленно, но как не хотелось выбираться на улицу: ее по-прежнему одолевали усталость и голод, а там царили холод и страх…

– Не хочешь к нам?

Элистэ вздрогнула и подняла глаза. У ее столика стоял мужчина. Не студент – это она поняла сразу; не первой молодости, с каемкой грязи под ногтями. Улыбался он слишком широко и самоуверенно, обнажая гнилые зубы. Она отвела взгляд.

– Ну, так как? – переспросил он, словно решил, что девушка не расслышала. – Мы вон где сидим. – Он показал на стол в углу, из-за которого два мужлана, точные его копии, ухмылялись и подмигивали Элистэ.

«Скоты», – подумала она и отрицательно качнула головой.

– Ты не боись, мы тебя не обидим. Поставим стаканчик, все как положено. Пошли. – Не получив ответа, он взял ее за руку и потянул. – Пошли!

Она окаменела. Он посмел до нее дотронуться! В любой нормальной разумной стране она за такое приказала бы его выпороть, если не хуже.

– Отпусти, – шепнула она, забыв о фабекском акценте. Но шепнула так тихо, что мужчина ничего не заметил.

– Ну пошли, пошли, – уговаривал он.

Больно он ей не делал, но его пальцы прилипли к ее руке, словно плющ к стене. Она попалась. Не драться. Не кричать. Не привлекать внимания. И думать не сметь звать на помощь – Возвышенным изгоям на помощь рассчитывать не приходится. Примитивный ужас и ярость туманили разум. Она ощущала себя зверьком в западне, ее подмывало царапаться и кусаться, но насильник, разумеется, не мог этого знать – он все улыбался и бубнил. Элистэ кивнула и поднялась. Уговоры прекратились, потная ладонь ослабила хватку. Внезапным рывком она высвободила руку и быстро вышла из кофейни, усилием воли подавив желание бежать.

И вот она снова на холоде. В желудке урчит от голода. В спешке она оставила на столике недоеденную булочку и теперь корила себя за глупость Впрочем, нет смысла из-за этого убиваться. Сейчас необходимо найти комнату. До наступления ночи еще часа два – вполне достаточно.

В Крысином квартале Элистэ отыскала чистенький, просторный и приятный пансион. Хозяин потребовал за комнату тридцать рекко в месяц, плата вперед; нет, комната сдается никак не меньше, чем на месяц. Если юная дама желает снять комнату на ночь или даже на несколько часов, то в Восьмом округе найдутся заведения, где охотно пойдут ей навстречу. Всего доброго.