Пола Вольски - Белый трибунал

Кости животных с боен и свалок используют для изготовления обычной посуды, кувшинов и тазов для умывания. Но для лучшего, тончайшего гецианского фарфора они не годятся. Здесь в глину подмешивают человеческие кости, а в глазурь — человеческую кровь. Другая не годится.

— Сегодня человечины маловато. — Хорек, видно, читал его мысли. — Всего двое из лазарета.

Сегодня…

— Сам видишь — ничего страшного. — Основательный пинок должен был окончательно успокоить мальчика.

Тредэйн проковылял несколько шагов и замер.

— Давай, шевелись, Тринадцатый. Никакой реакции.

— Ты что, тупой? Ладно, я буду снисходителен. Я это умею. Терпение и понимание — основные качества лидера. Я обладаю ими в избытке и докажу это. Твоя работа, — сообщил Хорек своему недалекому подопечному, — сдирать мясо, жир и жилы с костей из вон той кучи. Видишь? — Вопрос был риторическим: огромную гору вонючих отбросов невозможно было не заметить. — Тебе досталось дело полегче, уги уже изрубили туши на куски.

Уги?

— Теперь иди, получишь скребок у сержанта Гульца. Вон он, — Хорек махнул рукой в сторону коренастого мрачного типа. — Берешь из кучи обрубок, садишься где-нибудь — и за работу. Эй, парень, ты что — глухой? Я сказал, за дело!

Пленник не двигался с места, и дружелюбие Хорька изрядно поуменьшилось.

— Вот что, Тринадцатый. Я — самый добрый и справедливый из всех здешних надзирателей, но в недостатке твердости меня упрекнуть нельзя. Ты можешь рассчитывать на справедливое и беспристрастное отношение, но попустительства не жди. Понял? Можешь просто кивнуть.

Пленник молчал.

— Боюсь, ты меня не понял. Это огорчительно, но все же разрешимо. Я справлюсь и с этим затруднением так же, как преодолеваю все препятствия: благодаря своей исключительной настойчивости и выдержке. Попробую объяснить еще раз, Тринадцатый. Я не потерплю безразличия, не допущу лени и небрежности. Не выполнивший своих обязанностей наказывается голодом, жаждой, холодом, унижением, причинением боли вплоть до сильных увечий и (или) смерти. Не всякий, знаешь ли, может рассчитывать на место среди полов. Тебе могло повезти гораздо меньше. Подумай об этом.

Тредэйн глядел в сторону.

— Ты не оставляешь мне выбора, Тринадцатый. Намеренное неподчинение необходимо пресекать, и, повторяю, ты не оставляешь мне выбора. Гульц! — рявкнул Хорек. — Гульц!

— Сэр? — Коренастый сержант мгновенно оказался рядом, кое-как успев убрать с лица выражение беспредельной скуки. Впрочем, скрыть его полностью сержанту, надо заметить, так и не удалось.

— Объясни Тринадцатому, что случается с теми, кто не слушает коридорного надзирателя Крешля.

— Я луплю их дубинкой, — спокойно отвечал Гульц, — Сворачиваю нос, выбиваю зубы, могу и челюсть сломать. Для начала.

— Слышал, Тринадцатый? — поинтересовался Хорек.

Тред кивнул, обежал взглядом двор, приметив несколько лиц, разбитых и изуродованных так, как описывал сержант Гульц.

— Лучше говори, крысеныш, — добродушно посоветовал сержант.

— Я вас слышал, — послушно ответил Тред.

— Отлично. Переговоры — ключ к взаимопониманию, — заметил Хорек. — Итак, ты меня понял?

— Держи, — сержант Гульц протянул Треду деревянную лопатку, надтреснутая и изношенная пластина которой была заточена снизу, — и не вздумай разыгрывать умника. Я слежу за этими штуками и собираю их в конце каждой смены. Ну, выбирай себе шмат по вкусу, отскребай дочиста и бросай в котел. С человечиной обращение особое — потом представишь мне для осмотра. Если не проходит — чистишь дальше, пока я не приму. Норма — десять костей в час. Не сделаешь — рассержусь. А если я рассержусь, ты наизнанку вывернешься. Дошло?

Тредэйн кивнул.

— Не слышу ответа, — напомнил сержант.

— Я понял, — сказал Тредэйн и, наткнувшись на выжидательный взгляд, добавил: сэр.

— Понимание — это замечательно. Я чувствую, мы кое-чего достигли, — Хорек удовлетворенно кивнул. — Понял, Тринадцатый? Десять в час. За дело.

На дальнем конце двора возвышалась гора падали. Приблизившись, Тредэйн различил в ней отдельные конечности, разрубленные туши с вывалившимися наружу внутренностями, шеи и отрубленные головы вперемешку с кусками мяса непонятного происхождения. Он узнал обрубки коровьих, собачьих, козлиных и бараньих туш, облепленных черным слоем мух, гудение которых сводило мальчика с ума. Вблизи вонь стала невыносимой, и у Треда закружилась голова. Оглянувшись через плечо, он напоролся на немигающий взгляд сержанта.

Задержав дыхание, Тредэйн бросился к куче и наугад выхватил склизкий от гнили обрубок. Мальчику не повезло: в его руках оказался человеческий локоть. Тред с отвращением отшвырнул его, и взгляд сержанта стал жестче. Мальчик торопливо выбрал другой кусок, на этот раз явно животного происхождения, и сержант, уже шагнувший было к нему, остановился. Сжимая отвратительную добычу, Тред отступил от груды мяса с ее вонью и мухами и сел на грязный камень у самой стены. В нескольких шагах от него трудился над неизвестно чьим окороком тощий товарищ по заключению. Его привычные и точные движения говорили о долгом опыте работы. Мясо под скребком сходило тонкими длинными полосами. Полосы падали аккуратной кучкой, и через несколько минут в его руках оказалась голая кость. Тредэйн наблюдал за ним с тоскливым интересом. Почувствовав его взгляд, заключенный поднял усталые, настороженные глаза.

— Лучше займись делом, — посоветовал он еле слышным шепотом. И, снова занявшись работой, добавил, почти не шевеля губами: — Смотрят. — Еле заметное движение пальца указало на бдительного сержанта Гульца.

Тред поспешно начал скрести, но работа оказалась ему не под силу. Мохнатая нога с копытом — возможно, козлиная — была покрыта основательным слоем полуразложившегося мяса. В мясе кишели черви, в нос ударила вонь. Мальчик отвернулся, давясь рвотой.

— Дыши ртом.

Еле слышный шепот. Сосед, казалось, был полностью поглощен работой. Тред вздохнул и снова взялся за дело. Мясо было мягким и податливым, как грязь, но в его неумелых руках работа продвигалась медленно.

— Не так.

Он обернулся посмотреть, как сосед счищает с кости пару последних, еле заметных клочков мяса.

— Работай кистью.

Ошметки упали на землю, голая кость сияла белизной, заключенный поднялся, чтобы отнести готовую работу в котел.

Со стороны довольно просто. Тредэйн попытался взять скребок, как ему показали, и склизкие брызги разлетелись все стороны. Черви извивались в поисках нового убежища, а в ноздри ударила новая волна вони. Желудок взбунтовался, и мальчика вырвало. Скудное содержимое желудка выплеснулось на лежавшую перед ним падаль.