Пола Вольски - Великий Эллипс

На лице Гирайза не дрогнул ни один мускул, но Лизелл стояла рядом и заметила, что он побледнел, несмотря на сильный загар. Она видела, как старейшина что-то неторопливо обдумывал, и внутри у нее все похолодело. Лизелл посмотрела вниз и увидела, что ее руки предательски дрожат. Она не могла этого допустить, потому что не хотела отстать в выдержке от Гирайза, который не показывал страха перед дикарями. Она не знала, что делать с руками, и неожиданно ответ пришел сам собой.

Выступив вперед, она прижала правую руку к сердцу в соответствии с Бомиро-Д'талским жестом уважения, который, видимо, должен был выражать то же самое и у Блаженных племен. Старейшина изучал ее с непроницаемым лицом. Оонуву схватил ее за руку и бесцеремонно дернул. Гирайз мгновенно нанес удар, который сбил ягарского мальчишку с ног. Вскочив на ноги, Оонуву выхватил нож и ощерился как волчонок.

Резкий свист старейшины остановил драку. Он что-то сказал, и Оонуву неохотно засунул нож в ножны.

Лизелл повторила жест уважения. Глядя старейшине прямо в глаза, она вытянула вперед руки ладонями вверх, затем кончиками пальцев последовательно прикоснулась к сердцу, губам и лбу, после чего позволила своим рукам церемонно опуститься вниз. Она могла лишь надеяться, что это древнее приветствие, проникнутое самой сакральной силой, которую признавало Бомиро-Д'талское племя, имеет сходный смысл и у Блаженных племен. Но подтверждений этому не было, так как лицо старейшины по-прежнему ничего не выражало. Может быть, он не понимает, что она делает, может быть, он принял ее за безумную, которая делает какие-то бессмысленные знаки. Он не сводил с нее глаз, так же пристально смотрели на нее и все остальные, но ни лица, ни глаза их ничего не выражали.

Она повторила приветствие, на этот раз добавив освященную веками фразу, которая всегда сопровождала этот жест. Бомирские слова ничего не значили для Блаженных племен, но они были традиционными, и она не могла опустить их.

— Я чужестранка, пришла с дружбой, — произнесла Лизелл нараспев, слегка спотыкаясь на труднопроизносимых бомирских звуках. — От имени богов и Их волей я прошу вашего гостеприимства.

И снова никакой реакции старейшины, все то же молчание и лицо-маска, но тихий шепот медленно закипал среди наблюдавших, и ее руки, которые на какое-то время успокоились, вновь задрожали. Она сжала кулаки и ждала с неподвижным лицом, не сводя глаз со старейшины.

Бесконечно долго он изучал ее, и, несмотря на его безучастность, ей показалось, что она уловила что-то похожее на удивление в его глазах. Наконец он отдал какое-то распоряжение, и одна из женщин поспешила к хижине, столбы которой были покрыты геометрическими рисунками красного и охристого цветов и черепами животных и людей. Женщина вошла внутрь и несколькими минутами позже появилась уже в сопровождении трех белоголовых шаманов, тела которых с головы до ног покрывали красные и охристые татуировки, лица были скрыты под масками из змеиной кожи, а головы увенчаны коронами из человеческих ребер.

Толпа расступилась, и шаманы прошли вперед, заняв места рядом со старейшиной, который прижал руку к сердцу и склонил в знак уважения голову. Три пары черных глаз внимательно изучали Лизелл сквозь прорези в змеиных масках. Один из шаманов обратился к ней, она не поняла слов, но догадалась об их значении.

Медленно, стараясь быть как можно точнее, она повторила древние жесты и громко произнесла ритуальную бомирскую формулу: «Я чужестранка, пришла с дружбой. От имени богов и Их волей я прошу о вашем гостеприимстве».

Трое шаманов зашептались, после чего один что-то сказал ей. На этот раз она даже представления не имела, что означают его слова и что от нее требуется, и позволила себе изобразить на лице непонимание. Они снова зашептались, и затем один, запинаясь, обратился к ней на бомирском. Его произношение резко отличалось от того языка, на котором говорили островитяне, хотя разобрать слова было можно. Он сказал:

— Откуда ты знаешь Старый Слог?

Она напряглась, на мгновение ее охватило сомнение. Но ошибки не было, шаманы говорили с ней на бомирском. Отбросив удивление, она ответила на своей причудливой версии бомирского языка:

— Я друг людей, которые говорят этим слогом все дни.

— Какие люди?

Лизелл нахмурилась. Бомиро-Д'талы называют себя просто «люди», этим именем они выделяют себя среди прочих двуногих тварей и демонов, которые также имеют человеческий облик, но обманчивый, поскольку у них нет души, и потому они не являются настоящими людьми. Заданный ей вопрос был крайне важен, и она попыталась ответить на него как могла:

— Они хозяева великих островов в соленом море, далеко за этими лесами, на западе.

— Откуда ты знаешь Старый Слог?

— Они говорят, что отцы их отцов отправились из лесов Орекса на плотах по великой реке Яге на юг к соленому морю, — Лизелл пожала плечами. — Или, может быть, боги подсказали им.

— Они говорят с богами?

— Их мудрые мужи подобны покорным сынам богов.

— Их мудрые мужи учили тебя воле богов?

— Да. Они учили, что боги наказывают тех, кто нарушает священный закон гостеприимства.

Шаманы что-то быстро обсудили на своем языке, затем одна из фигур, скрытая под маской, заявила:

— Этот мужчина с тобой не предъявляет права на гостеприимство.

— Я предъявляю за него. Я имею на это право, я его первая старшая жена.

— Этот мужчина разрешает своей жене говорить за него?

— Сегодня он должен. Он говорит на многих языках, но не говорит на Старом Слоге.

— Что вы ищете у Блаженных племен?

— Мы ищем у Блаженных племен помощи, чтобы пройти через леса в Юмо Таун. Мы спешим.

Снова они принялись совещаться шепотом, затем один из шаманов довольно долго и громко что-то говорил по-ягарски старейшине. Он обращался к старейшине, но его речь слышали все. Возможно, он передавал им полученную информацию, он еще не договорил, как Оонуву подал голос, он злился. Шаман выслушал и передал Лизелл речь Оонуву на бомирском:

— Молодой Оонуву, который недавно был посвящен в мужчины, заявляет о своих правах на пленников. Он напоминает нам, что они — его собственность и не могут просить гостеприимства.

— Это не так, — Лизелл показала, что она крайне удивлена и даже шокирована вопиющим, возмутительным смыслом речи Оонуву. — Если мы пленники, то это несправедливо. Мы не воюем с Блаженными племенами, мы — не враги. Мы — не воры и не убийцы, и не осквернители святых мест. Мы — мирные путешественники и во имя всех богов просим вашего гостеприимства.

Оонуву снова заговорил, и шаман перевел:

— Он говорит, что вы друзья наших врагов, серых грейслендцев.

— Это не так, — Лизелл протестующе затрясла головой. — Серые грейслендцы — враги нашего племени, враги всех племен.