Пола Вольски - Великий Эллипс

— Я запретил тебе говорить дерзости, — напомнил дочери Эдонс.

— Я помню это, сэр. И еще со всем должным уважением хочу ответить на те замечания, что были высказаны по поводу моей работы…

— Что касается твоей работы, я готов вынести свое решение. Уясни себе, что твоя глупая самостоятельная трудовая деятельность закончилась сегодня. Я слишком долго позволял этому ведущему в никуда эксперименту продолжаться, но сейчас я исправляю свою ошибку. С этого момента ты должна вернуться к нормальной жизни и приличному поведению. Ты будешь жить под отцовской крышей, под моим отцовским присмотром. И не будет больше никаких выступлений на публике и, само собой разумеется, этих отвратительных лекций. Пожелаешь какой-нибудь деятельности, пожалуйста, — занимайся благотворительностью, но ты не должна получать денежные вознаграждения за свой труд. Ты можешь продолжать писать под мужским псевдонимом, но ни один трактат не будет представлен издателю, пока я не просмотрю его и не буду уверен, что тема и содержание соответствуют правилам приличия. Время от времени ты сможешь выезжать за пределы Ширина, посещая только те дома, где тебя готовы принять, но никаких поездок за пределы Вонара; время твоего беспутного бродяжничества кончилось. Что ж, дочь моя, надеюсь, я ясно выразил свои мысли?

— Вполне, сэр, — Лизелл набрала полную грудь воздуха. И когда она снова заговорила, голос ее звучал ровно и слова она произносила с деланным спокойствием. — Позвольте мне последовать вашему примеру и довести до вашего сведения, что я никогда больше не намерена следовать вашим правилам. Я буду продолжать работать и жить самостоятельно, я буду путешествовать столько, сколько захочу и сколько будет необходимо, я буду читать лекции, какие хочу, и писать, как хочу, и, совершенно естественно, я буду требовать плату за свои труды. Уверена, мой выбор будет вам не по нраву; сожалею, но изменить ничего не могу.

За этим воцарилось тягостное молчание, нарушенное, наконец, предательским шепотом Гилен Дивер:

— О, Лизелл, разве можно так разговаривать с Судьей !

— Не утруждайте себя, мадам, напоминая ей о ее долге, это бесполезно, — остановил ее Эдонс. — Она по своей природе — упрямая, неблагодарная революционерка. Достаточно взглянуть ей в глаза, чтобы понять, какое удовольствие ей доставляет издеваться над отцом.

«Вы абсолютно правы», — подумала про себя Лизелл.

— Но я не думаю, что твоего самодовольства хватит надолго — наставлял свою заблудшую дочь Судья. — Твой отказ от всех дочерних обязательств освобождает меня от отцовской ответственности. Пока ты не вернешься в дом отца, можешь считать, что все связи между тобой и твоими родителями разорваны. — Пораженная жена бросила на него умоляющий взгляд, который он не потрудился заметить. — Пусть более член моей семьи не ждет от меня ни помощи, ни сочувствия, ни поддержки. Заболеешь или попадешь в аварию — не приходи ко мне, умоляя дать тебе деньги на врачей. Ты не получишь от меня и завалящего медяка.

— Мне от вас ничего не нужно! — вспыхнула Лизелл, она сорвалась и вновь почувствовала себя семнадцатилетней девчонкой. — Мне не нужно ничего из того, что вы можете мне дать.

— Ты слишком льстишь себе. — Судья держался с привычным самообладанием, но по ледяному тону можно было судить, до какой степени он раздражен. — Ты вообразила, я полагаю, что тетушка по матери оставит тебе наследство, которое обеспечит тебе комфорт и безопасность.

И свободу, добавила про себя Лизелл.

— Возможно, так оно и будет, но хватит ли у тебя благоразумия и бережливости, чтобы правильно распорядиться этими деньгами? Ты тратила и продолжаешь тратить громадные суммы на свои бесполезные и бессмысленные мытарства по всему свету. При той скорости, с которой ты тратишь, твоих капиталов надолго не хватит. И как только они закончатся, ты приползешь домой, вымаливая у меня прощения и помощи. Не хочешь ли ты избавить нас от всех этих унизительных моментов?

У Лизелл забилось сердце. Снова ее папаша продемонстрировал свою отвратительную способность озвучивать ее самые худшие опасения, но ни в коем случае нельзя дать ему понять, что его стрела попала в цель. С напускным безразличием она ответила:

— Заграничные поездки необходимы, так как они дают подтверждение тем фактам, которые я излагаю в своих книгах, статьях и лекциях, а последними я зарабатываю на жизнь.

— Ты хочешь, чтобы я признал, что получаемый таким образом доход покрывает не только расходы на поездки, но и годовые издержки? Жилье, питание, стоимость одежды, бензин, ну и все прочее?

Лизелл чувствовала, как предательский румянец вопреки загару пробивается наружу. Казалось, все лицо пылает. Губы отца искривились, выражая крайнее презрение. Она ненавидела отца, когда он надевал эту маску каменной неприступности, но и лгать ему она не могла.

— Балансовый отчет пока убыточен, — призналась она, — но гонорары за мои публичные выступления растут, постоянно увеличивается объем продаж моей книги, и есть основания полагать, что в скором будущем, возможно, в ближайшие полгода — именно на этот срок мне хватит оставшихся денег — мой доход будет равен или даже превысит мои…

— Ты проматываешь свое наследство, ты совершенно не способна контролировать свои дурацкие, пустые затеи, — констатировал Эдонс. — Ты уже не маленькая девочка, тебе пора признать печальную реальность: способности твои ограничены, талантов минимум, так что все твои усилия обречены на провал. Ты обанкротишься, тебя выселят на улицу, ты вынуждена будешь признать свое поражение, и не на кого будет его списать. И что потом? Ты выберешь более доходную профессию, сделавшись в действительности тем, кем ты и должна быть, что очевидно многим уже сейчас?

— Возможно! — вновь вспыхнула Лизелл, и скрытые в глубине демоны подстрекнули добавить: — Под доходной профессией вы полагаете жизнь под вашей крышей, папа?!

Слезы текли по щекам Гилен Дивер, она беззвучно плакала. Раскаяние охватило Лизелл:

— Прости, мама, — пыталась она ее успокоить, — я не хотела тебя огорчить…

— Ты огорчаешь нас обоих с того самого дня, когда ты появилась на свет, — отчеканил судья. — А сейчас ты нас просто позоришь.

Гилен в знак несогласия слабо качнула головой, но не рискнула ему перечить.

— Мама, пожалуйста, не плачь. Глупо было с моей стороны так выйти из себя, и…

— Оставь ее, — приказал его честь. — Тебе мало того, что ты довела ее до слез? Все свои высказывания адресуй мне.

— У меня много высказываний, которые я могла бы вам адресовать, но они должны подождать пока. — Лизелл сдерживала себя титаническими усилиями. — Как я уже сказала, у меня назначена встреча, и я не могу пропустить ее. Сэр, мадам, всего хорошего. — И, сделав маленький неловкий реверанс, направилась к выходу.