Дмитрий Воронин - Гавань Семи Ветров

Гавань осталась позади. Скакун, меланхолично перебирая лапами, взбирался на холм — и вдруг замер, а затем раззявил свою клыкастую пасть, задрал голову к небу и протяжно, жалобно завыл.

И было от чего… ложбина меж холмами была усыпана телами. Мертвыми — или почти мертвыми. Кто-то шевелился, кто-то пытался перетянуть жгутом обрубок руки или ноги, а один, тупо глядя в одну точку, пытался обеими руками запихнуть обратно в живот выпавшие внутренности. Но тех, кто еще в состоянии был шевелиться, было немного… гораздо больше было других — кому уже никогда не суждено было подняться, несмотря ни на какую магию. Невдалеке бродили скакуны — пять или шесть… и вдвое больше лежали пластом — кто исполосованный чем-то вроде чудовищных когтей, кто со свернутой шеей или перебитыми лапами. Все это отпечаталось в сознании Дениса как моментальный снимок — детальный, яркий и отчетливый.

Он уже видел нечто подобное — и не раз. А потому даже не удивился, заметив сидящую фигуру в чистой до неприличия одежде. Тернер сидел спиной к нему… но Жаров абсолютно точно знал, что Хищник чувствует его присутствие и не хочет вставать по каким-то своим соображениям.

Спрыгнув со скакуна и дав знак Таяне следовать за ним, Жаров неторопливо двинулся к тьеру. Тот почти не шевелился. И только подойдя почти вплотную, Денис увидел…

Женщина, лежавшая на коленях Тернера, была красива, очень красива. Ее длинные черные волосы эффектно разметались по изящному костюму из тонкой желтой кожи, изумительно оттеняющей их сочный цвет. Три краски — желтая, черная…

И красная. Красная кровь, стекающая из глубокой раны на животе.

Глаза красавицы, обрамленные длинными, самыми длинными из когда-либо виденных Денисом ресницами, были закрыты. И высокая грудь не вздымалась — женщина была мертва.

— Я не хотел убивать ее, Денис, — тихо сказал тьер, не поворачивая головы. — Я просил ее перестать преследовать меня, но она… У нее были свои понятия о чести.

— Ты-то сам как, цел?

— Нет, Жаров, я не цел… — Тьер отвел руку в сторону, показав глубокую рану в боку. Рана странно поблескивала, но не кровоточила. — Видишь, в иное время она бы затянулась за мгновения. Даже у тьера есть предел выносливости, друг. Знаешь… я только сейчас понял, что вы, люди, называете юмором.

— Тернер, я не понимаю…

— Это и в самом деле смешно, — продолжал тот, словно не слыша ничего вокруг себя, — я ведь был создан, чтобы сражаться с почти бессмертными ньорками и могучими магами. Сражаться и побеждать. А меня доконали простые люди, да и к тому же не такие уж мастера боя… Какая ирония судьбы, Денис, не правда ли?

— Тернер, я…

— Не переживай, приятель, — невесело хмыкнул Тернер, продолжая мерно гладить волосы мертвой красавицы. — Не переживай. Если тьер не убит на месте, то он будет жить. Только знаешь, друг, мне не очень-то этого хочется.

Его взгляд был прикован к лицу Черри, а рука все продолжала и продолжала ласкать ее шелковистые волосы.

— Она? — коротко спросил Жаров. Иные слова сейчас были излишни… да и это не особо требовалось. Все было ясно и так.

Тьер кивнул:

— Знаешь, благодаря вам с Таяной я узнал, что такое дружба. Благодаря этому, — пальцы прошлись по ране, все еще не желающей затягиваться, — я узнал, что такое юмор. А благодаря ей я, возможно, узнал бы, что вы понимаете под словом «любовь». Но я не успел.

Тэй стояла рядом Жаровым… ее пальцы коснулись его руки, она прижалась щекой к плечу мужчины. Они стояли рядом, глядя на своего товарища. А тот, все так же не поднимая головы, говорил и говорил, тихо, словно бы только для самого себя. Ему сейчас необходимо было просто выговориться — хотя он и сам до конца пока этого не понял, к нему пришло еще одно знание. Знание того, что человеку… даже если сам он себя таковым не считает, необходимо общение. Чего стоят слова, сказанные вслух в одиночестве? Они не приносят облегчения… но когда ты знаешь, что твои чувства слышит друг, способный сопереживать, способный разделить с тобой твою боль, — эта боль становится немного слабее.

— В нас было много общего, может быть, даже слишком много. Она не могла или не умела отступать. А я… вступая в бой, я не могу контролировать себя полностью. Денис, помнишь, я говорил тебе. Та часть меня, что является истинным тьером, не подчиняется разуму, она просто действует. Я не смог удержать удар, и она умерла.

— Тернер, поверь… — Денис замялся, не зная, что сказать. Любые слова казались фальшивыми, дежурными. — Мне очень жаль.

— А как ваши дела? — равнодушным тоном спросил Тернер. Похоже было, что ответ его не слишком интересовал, но Жаров водил с ним знакомство уже более полугода, а потому успел заметить, что эмоции у тьера проявляются лишь тогда, когда он считает это необходимым. Или когда не может их удержать.

— Нормально, расскажу при случае. Мы едем в Цитадель.

— Вы же там были. — В голосе ни вопроса, ни удивления.

— Да… что поделаешь, приходится возвратиться туда. Ты с нами?

— Конечно, — спокойно кивнул тьер, аккуратно укладывая голову девушки на песок, и встал.

Он стиснул края раны — рука не дрожала, незаметно было, чтобы он ощущал боль. Подержал несколько секунд, разжал пальцы — бесполезно, глубокий разрез снова раскрылся.

— Кто это тебя?

— Она, — коротко бросил Хищник.

— Я не верю своим глазам. — Тэй говорила чуточку насмешливо. — Тебя сумела ранить женщина? Ты явно теряешь форму, боец.

Эту фразу вполне можно было счесть издевкой, но Денис прекрасно понимал, что сейчас Тернеру меньше всего нужны минуты молчания. Прожив долгие века в роли бездушного убийцы, тьер слишком быстро очеловечивался, слишком быстро — его сознание не успевало подстраиваться под то, что чувствовало сердце. Его надо отвлечь, перевести разговор на то, что ему понятно и привычно, — на схватку, на цель… Жаров помнил одно из самых сокровенных желаний Тернера — найти хоть кого-нибудь из тех, кто приложил руку к его созданию. Найти — и убить. Хищник не был склонен к садизму — убивая, он не стал бы с маниакальным удовольствием причинять жертве мучения. Хотя мог, конечно, — но он делал это только тогда, когда боль являлась необходимой. Для получения информации, например… Во всех остальных случаях он действовал предельно функционально, достигая поставленной цели с минимальными затратами времени и сил.

— Да, я согласен с Таяной… — хмыкнул Жаров. — Помнится, от тебя отскакивали даже арбалетные стрелы.

Таяна вскинула брови, пытаясь припомнить, когда же это такое было, но вовремя взяла себя в руки и дипломатично промолчала.

— Мне сейчас трудно трансформироваться, — сообщил Тернер и, выбрав один из валявшихся на земле мечей, принялся кромсать им сухую землю. — Нужно время на восстановление, месяц, два… потом все будет в порядке.