Алексей Ворон - Время волков

И в грохоте бушующих стихий мне слышались рыдания Гвидиона, и я молил его:

— Бог мой, Гвидион, протяни ко мне свою руку!

И моя изменчивая память, та, что так часто обманывала меня, подсовывая мне вымышленные видения вместо реальных событий, рождала во мне горькие воспоминания. Отец, что отрекается от сына, и в позднем раскаяние льет слезы, и ищет его по свету. Сын, бредущий по чужбине, в гордом одиночестве, поклявшийся никогда не возвращаться в отчий дом.

Кругом летели клочья раскаленной земли, похожие на обрывки кровавой плоти, подсвеченной изнутри. На моем теле появлялись все новые ожоги, но я не обращал на них внимания, потому что в неясных тенях, рождаемых Камнями, мне чудилась ссутулившаяся фигура Мага, протягивающего мне руку.

— Гвидион, верни меня, открой путь к тебе, протяни мне руку из глубин своей Вселенной. Я пройду к тебе по тонкому мосту, сквозь пламя и смерть, как шел я и прежде к тебе, только к тебе, к тебе одному, отец. Посмотри сквозь разожженное тобой пламя, узри меня, потерянного сына, ищущего твоей защиты и спасения.

И в моем сознании промелькнуло смутное воспоминанье крыльев за спиной, огромных черных крыльев, странное чувство то ли полета, то ли падения. Не выбрать мне между Светом и Тьмой, не отыскать пути. Мой путь заклят словом, вымолвленным великим Магом. И на него лишь уповая, я, опустившись на колени перед Мечом, словно перед идолом, взмолился:

— О Гвидион! Мой бог! Я шел к тебе сквозь ночь, сквозь пламя, сквозь память. Ты, сотворивший меня, убивший меня и вновь возродивший к жизни, ты один можешь дать ответ, кого ты породил?

Вереница странных видений вновь захватила меня. Вот мне показалось, что земля разверзлась у меня под ногами, и я провалился в бездну. И бесчисленное количество мгновений, из которых слагались сотни лет, полз я, задыхаясь по дну океана. Там, на такой глубине, ничто не способно было выжить, и каждое мгновение я умирал жуткой, мучительной смертью, раздавленный толщей воды, но Зверь неизменно возвращал меня к ненавистной жизни, чтобы я вновь претерпел те же муки. И так продолжалось сотни лет, пока я не достиг наконец подножия неизвестного острова. Из последних сил я карабкался по его склону в надежде выбраться из воды, чтобы вдохнуть глоток воздуха и прекратить эту муку. Но это был страшный остров, остров моей погибели. Это был колдовской железный остров, от которого исходил дым и жар. На нем возвышалась гигантская кузня. Я, обессиленный, выполз из моря и рухнул без сознания на берегу, ноги мои так и остались в воде, а грудь и голова лежали на суше. Не знаю, сколько времени я провалялся таким образом, но меня вернул в сознание голос, от которого содрогнулись небеса, а Зверь во мне сжался от ужаса, скребя изнутри когтями мою плоть. Этот голос, похожий на гул кузнечного горна, произнес:

— Похоже, пока я сам не убью это порождение зла, никто не сможет с ним справиться. Что же, Гвидион, не будь на меня в обиде, но кроме меня некому нанести роковой удар. Только я, Гоибниу Кузнец, откованным мною мечом смогу убить эту тварь.

И волны взвыли, скорбя обо мне, и я вжался в железную почву, так и не решившись поднять глаза на бога. И роковой удар меча Гоибниу Кузнеца пронзил, расколов, мой позвоночник. И Зверь вместе со мной заревел от боли. И это была настоящая смерть, какой мне еще не приходилось видеть, холодная и неприглядная, и я растворился в небытии, в пене прибрежной волны. И только прибой жалобно стенал обо мне:

— Дилан! Дилан!

Да полно, справится ли Гоибниу Кузнец с той силой, которая выйдет из пучин океана на земную твердь спустя столетия? Я понял, почему Анарауд подсказал мне путь к спасению. Не моя судьба заботила его, он лишь защищал мир от того, во что превратит меня океан. И я сам бежал не от смерти, не от страшных мучений, которые ждали бы меня, останься я на разрушающемся острове, я бежал от того, кто уже не будет хранить в себе мое сознание. Я должен бежать с Антиллы, чтобы найти смерть, настоящую смерть, смерть-избавление.

И в тот же момент я очнулся от ужасного видения. Так узнал я свое имя и закричал:

— Я Дилан, сын Гвидиона, я порожденье Тьмы и Света! Боги Антиллы содрогнулись, услышав мое имя, и зароптали, поняв, что им не утянуть меня на морское дно. Голова на навершии Меча сморщилась и прошептала:

— Дилан, сын Гвидиона, Врата открыты!

Меч быстро вытягивался, словно по волшебству, и образовал идеально гладкий зеркальный мост. Он уходил куда-то ввысь, в небо, разорвав тучи, откуда хлынули на землю лучи заходящего солнца. Марево огня смешалось на металлической поверхности клинка с закатом, окрасив одну из его граней в кроваво-оранжевый цвет. Я ступил на зеркальный мост. Его поверхность была скользкой, но я все же удерживал равновесие, медленно ступая по нему. И с каждым шагом я все дальше удалялся от острова, поднимаясь все выше и выше.

Подо мной зияла бездна, там, внизу, во Тьме, полыхал остров, его куски с грохотом отваливались и с шипением уходили под воду. Я видел, как гибнут люди, маленькие черные человечки, сотнями падающие вслед отломившимся скалам. Я видел, как голодный океан с жадностью пожирал остатки суши, как его волна догоняла тех, кто пытался спастись на крохотных суденышках. Но одно из них, то, на котором было благословение богов, сумело избежать яростной стихии и плыло теперь на восток. И люди на нем, еще не пришедшие в себя от пережитого ужаса, подавленные невероятным количеством смертей, произошедших на их глазах, рыдали и молились богам. И король правил тем кораблем. И на лицо короля Миля навсегда легла тень печали. Прошедший сквозь бушующее море и пожирающее пламя, он стал суровым королем-воином, решившим во что бы то ни стало найти своим людям землю, надежный зеленый остров, боги которого никогда бы не захотели избавиться от них.

Почувствовав головокружение и едва не потеряв равновесие, я перестал смотреть вниз. Теперь я видел лишь поверхность моста, гладкую, холодную, отливающую серебром. Я видел собственное отражение в ней — темный силуэт на ослепительно белой грани. Я по-прежнему медленно переступал по скользкой поверхности моста. Я шел вперед, боясь увидеть то, что ждет меня в конце пути. Оставляя позади Мрак и Тьму, я шел навстречу Свету и боялся ослепнуть.

Липкую глухую тишину межреальности разорвал в клочья пронзительный крик — крик, полный неисчерпаемой тоски холодной мертвой души по полной радости жизни. Не оставляя иного следа, кроме магического вихря, по Перепутью пронеслась кавалькада всадников Дикой Охоты. Витязи с белыми лицами и холодными очами, витязи без имен — ни проститься, ни простить, ни найти прощения. Хлопают на ветру плащи, сотканные из тумана, мелькают вереницы вечных снов. Замирают на губах безмолвные крики, полные ярости и неиспитого отчаяния — крики воинов, отвергнутых иными силами, кроме Дикой Охоты. Среди них нет трусов и предателей, среди них нет слабых и побежденных, таких Всадник не взял бы под свое покровительство. Вслед за Предводителем Дикой Охоты мчатся те, кто провел свою жизнь в битвах, сражаясь не на той стороне, кто видел тени мертвых вместо живых людей, кто отвечал на иной Зов, чем призыв человеческого сердца, кто слышал вкрадчиво тихий шепот духов Иного Мира.