Дэвид Геммел - Яростный клинок

Воин издал боевой клич и бросился навстречу другим сыновьям. Князь-Рыбак, шатаясь от выпитого эля, подошел туда, где начинал разгораться пожар, и попытался затоптать огонь, но пламя уже весело пожирало солому, распространяясь по залу с бешеной скоростью. Князь обернулся и увидел, что еще два сына лежат на полу, истекая кровью. Ворт попытался ударить противника копьем. Тот отступил в сторону и вогнал клинок по рукоять ему в живот, а потом еще раз — в сердце. Старший сын князя закричал от боли.

Князь-Рыбак, потрясенный, смотрел на смерть своих детей. Потом незнакомец повернулся к нему.

— Я не знаю тебя, — бормотал несчастный правитель. — Я не знаю тебя.

Когда воин подошел ближе, князь увидел, что у него странные глаза — один светлый, другой темный. Убийца остановился перед ним. За спиной пламя все разгоралось, и древесина потрескивала вовсю. Огонь бросал отсветы на лицо незнакомца, и тот казался демоном.

— Кто ты?

Ответа не было. Меч ударил князя в живот. Тот упал на колени, чувствуя, что внутренности выпадают из распоротой брюшины. К его счастью, следующим ударом клинок отсек ему голову.

Сняв со стены светильник, Коннавар вышел в ночь. Ветер дул ему в спину. Он окинул взглядом спящую деревню. Подойдя к ближайшему дому, Конн плеснул масла на деревянную стену и поджег ее. Ветер раздувал пламя, и горячие угли перелетали с одной соломенной крыши на другую. Вскоре несколько хижин ярко пылали. На улицу начали выбегать люди. Коннавар двинулся им навстречу и принялся рубить мечом направо и налево. За его спиной пламя вырвалось из распахнутой двери Длинного Зала, а потом начало пробиваться сквозь крышу. Деревню охватила паника — Коннавар бесшумно двигался среди пылающих домов, убивая всех, кто оказывался рядом. На него бросились два юноши, вооруженные топорами. Он убил обоих. Народ начал убегать в горы.

Конн убрал меч в ножны, взял окровавленными руками вилы и кинул горящую солому на еще не тронутый пожаром дом. Потом принялся ходить по деревне, поджигая строения, пока наконец все поселение не превратилось в, огромный костер. Он не раз обжегся, а потом на нем загорелся плащ. Коннавар отбросил его в сторону и побежал к причалу, у которого стояло несколько рыбацких лодок. Поджечь их оказалось труднее, и ему пришлось почти час таскать горящую солому.

Рассвет он встретил у берега озера, с потемневшим от дыма лицом и обожженными руками. Крыша Длинного Зала провалилась внутрь, и от всего здания осталась только каменная труба. Пять лодок утонули, еще одна наполовину сгорела, а седьмая погасла и все еще покачивалась на воде озера. Все остальное обратилось в прах — дома, склады, рыбацкие сети. Конн окинул взглядом печальную картину полного опустошения. Он очень устал, и на душе было пусто. Ярость прошлой ночи иссякла. Юноша устало поднялся на ноги и пошел по бывшей главной улице поселения. Повсюду лежали трупы, некоторые обгоревшие, другие почти не тронутые огнем. Конн с ужасом понял, что натворил. Среди мужчин лежали и женские тела, а в дальнем конце улицы — два мертвых ребенка. Судя по длинному кровавому следу, один из них перед смертью пытался уползти.

Стоя там и с ужасом глядя на плоды рук своих, он вдруг четко осознал, что ярость лишь отчасти вызвана жадностью и подлостью Князя-Рыбака. Всю жизнь он пытался стать героем, чтобы избавиться от наследия Вараконна, а теперь смотрел на руины и пепел, летящий по ветру. Все стало пеплом. Он нашел любовь — великую любовь — и позволил ей умереть. И к тому же стал не только прелюбодеем, но и убийцей детей и женщин. По закопченному лицу потекли слезы, и Коннавар упал на колени, снова и снова выкрикивая имя Таэ.

В холмах прятались пережившие страшную ночь и слушали эти крики. Казалось, человек не способен издавать таких звуков — столько в них было боли и горя. Люди сбились в кучу и принялись молиться, чтобы демон оставил их в покое.

Две недели о Коннаваре не было ни слуху ни духу. Его видели на пути в Три Ручья, но до деревни он так и не доехал. Руатайн попросил Арбонакаста отыскать его, но тот сбился со следа. Тогда обратились к мудрому Параксу. Старик расспросил о любимых местах Коннавара и об окрестных пещерах. Потом он поехал в горы в поисках следов. Однажды, в землях кердинов, он разыскал Конна, и теперь знал его манеру убегать. Юноша не хотел, чтобы его отыскали, и почти не оставил следов, но ему все равно приходилось есть и греться.

Паракс всегда отличался терпением, и его зоркий глаз не упускал ничего. На пятнадцатый день после исчезновения Конна он нашел простейший силок и едва различимый след, уводящий от него. Он сразу понял, чей это след, и прошел по нему до старой пещеры Ворны. Коннавар рубил дрова старым топором. Он бросил взгляд на охотника, но не произнес ни слова. Потом собрал дрова и вошел в пещеру. Паракс тоже ничего не сказал, а просто последовал за своим другом.

Пещера оказалась глубокой, и охотник с интересом окинул ее взглядом. По задней стене тек ручеек, собираясь в озерцо. У стены стояла узкая кровать, а в центре горел очаг. Кто-то повесил на дальнюю стену полки, но они пустовали, и их затянула паутина. Неуютное местечко, подумал охотник. Он помог своему другу принести дрова, а потом Коннавар сел у огня. Он сильно похудел, и глаза запали. Паракс сходил к лошади и вернулся с мешочком еды, извлек из него хлеб и сыр и предложил их юноше. Тот покачал головой и молча подкинул дров. Паракс положил еду у очага и лег на кровать. Он выслеживал Конна несколько дней и очень устал.

Паракс проснулся через час. В пещере было пусто. Он зевнул, потянулся и подошел к очагу. К счастью, еда исчезла. Он вышел из пещеры, сел в седло и поехал в Три Ручья, чтобы рассказать обо всем Руатайну.

На следующий день тот сам отправился к пещере. Воин прождал несколько часов, но Конн так и не появился. Руатайн понял, что его сын где-то здесь, однако не хочет говорить. Это опечалило его; он, как и Паракс, оставил еду и вернулся домой.

На семнадцатый день, когда Конн свежевал кролика, у входа в пещеру показалась тонкая фигура. Юноша поднял голову и узнал Эриату. Он глубоко вздохнул, хотел было заговорить, но передумал и вернулся к прерванному занятию.

— Ты долго собираешься пробыть здесь? — спросила она.

— Не знаю. Оставь меня в покое.

— И это, по-твоему, покой? Нет, Коннавар, это самоистязание. Ты не первый человек, потерявший возлюбленную, и не последний.

— Ты ничего об этом не знаешь, — тихо проговорил он.

— Тогда расскажи. Расскажи, почему новый князь сидит в пещере, а другие вынуждены исполнять его обязанности. — Эриата зашла в пещеру. Там не было свечей, а огонь давал мало света. Конн был чересчур спокоен — словно сжег в себе все чувства. — Совет проголосовал за тебя. Ты князь. Почему же ты прячешься здесь? Твоя жена мертва, но ты отомстил за нее. — Он оставался таким же бесстрастным, даже слово «прячешься» не покоробило его. Эриата глубоко вздохнула. — Так какова же цель… изгнания?