Дэвид Геммел - Царь Каменных Врат

— Это все? — спросил Тенака.

— Факелоносец — ты. Теперь я вижу это ясно. Ты избран Истоком.

— Я — Князь Теней, но я не поклоняюсь ни Истоку, ни иным богам. Я в них не верю.

— Зато Исток в тебя верит. А теперь мне пора. Пришло время отдохнуть.

Старик заковылял прочь, ступая по снегу посиневшими босыми ногами.

— Что он тебе сказал? — спросил Муха.

— Я не понял.

— Повтори мне его слова, — сказал Муха. Тенака повторил, и Муха кивнул. — Кое-что нетрудно разгадать. Например, про Черных Храмовников. Слышал ты о Тридцати?

— Да. Это монахи-воители, которые после безупречно прожитой жизни отправлялись на войну, чтобы погибнуть там. Но их Орден давно уже не существует.

— Черные Храмовники — кощунственное подобие Тридцати. Они поклоняются Духу Хаоса, и Тьма дает им великую силу. Они предаются всем мыслимым порокам и при этом превосходные воины.

— И Цеска натравил их на меня?

— Похоже на то. Их возглавляет человек по имени Падакс. В каждом их храме по шестьдесят шесть воинов, а всего храмов десять. Их сила превосходит возможности обыкновенного человека.

— Она им понадобится, — угрюмо молвил Тенака. — Но как понять остальные слова пророка?

— Мысль быстрее стрел? Это означает, что ты должен перехитрить своих врагов. Царь Каменных Врат пока остается загадкой — но ты разрешишь ее.

— Каким образом?

— Слова предназначались тебе — стало быть, ты должен знать.

— А что означали слова, предназначенные тебе?

— Они означали, что я должен пойти с тобой, хотя и не желаю этого.

— Не понимаю. Ты волен идти, куда захочешь.

— Наверное, — улыбнулся Муха. — Но мне приспело время избрать свой путь. Помнишь, что сказал старец? «Ты родился от Бронзы». Регнак Скиталец — и мой предок. «Сродни Тени» — значит сродни тебе. «Темные копья» — это Храмовники. Моя кровь? Кровь Бронзового Князя. Слишком долго я был в бегах.

— Арван?

— Он самый.

Тенака положил руки ему на плечи.

— Я часто думал о том, что же с тобой сталось.

— Цеска приказал убить меня, но я бежал. И с тех пор все бегу и бегу. Чертовски долго! Ты ведь знаешь — воин из меня неважный.

— Это ничего. Я рад, что мы снова встретились.

— И я рад. Я следил за тобой, вел летопись твоим подвигам. Быть может, она еще сохранилась там, в Дельнохе. Однако старец в самом начале сказал еще кое-что. Он сказал, что вас трое — Золото, Лед и Тень. Ананаис — Золотой Воин, ты — Хан Теней, а кто же Лед?

Тенака отвернулся, глядя в лес.

— Был такой человек. Его звали Ледяным Убийцей, ибо он жил лишь ради того, чтобы лишать жизни других. Это Декадо.

* * *

Три дня шли они вдоль леса, направляясь на юго-запад, к Скодийским горам. Становилось теплее, и снег отступал перед весенним солнцем. На второй день они нашли тело слепого пророка — он стоял на коленях у кривого дуба. Земля была слишком твердой, чтобы рыть могилу, и они оставили его там.

Галанд и его брат постояли немного над мертвым.

— Вид у него довольно счастливый, — сказал Парсаль, почесав бороду.

— Кто знает, улыбка это или предсмертная гримаса? Через месяц у него уже не будет такого счастливого лица.

— А у нас? — шепнул Парсаль.

Галанд пожал плечами, и братья отправились вслед за остальными.

Галанд оказался хитрее многих солдат «Дракона» — к тому же ему повезло. Когда пришел приказ о роспуске, он тихо ушел на юг и купил себе усадьбу близ Дельвингского леса, к юго-западу от столицы. Тяжелые времена застали его в одиночестве. Он женился на деревенской девушке, но в один ясный осенний день шесть лет тому назад она исчезла. Говорили, будто полулюды похищают женщин, только Галанд знал, что жена его не любила... и с ней вместе из деревни пропал один парень по имени Гаркас.

До Дельвинга дошли слухи о разгроме бывшего «Дракона» и о том, что сам Барис взят в плен. Галанда это не удивило — он предчувствовал, что Цеска окажется тираном.

Человек из народа! Слыхано ли когда, чтобы тот, кто выбился из грязи в князи, заботился о народе?

Хозяйство Галанда процветало, и он прикупил у вдовца-соседа еще один клочок земли. Тот собрался в Вагрию — брат, живущий в Дренане, предупредил его о грядущих переменах, — и Галанд выкупил у него все имущество за смехотворную цену.

А потом пришли солдаты.

Новый закон гласил, что обыватели незнатного рода могут владеть только четырьмя акрами земли. Излишки государство скупало за цену, рядом с которой смехотворные деньги Галанда казались королевскими. Налоги увеличились, и была назначена величина урожая.

В первый год истощенная земля не дотянула до нужной метки — все поля, бывшие под паром, засеяли, и урожайность упала.

Галанд принимал все без жалоб.

До того дня, как умерла его дочь. Она выбежала поглядеть на всадников, и жеребец ударил ее копытом. Галанд бросился к ней, подхватил ее на руки. Всадник спешился.

— Мертвая? — спросил он.

Галанд, утратив дар речи, только кивнул.

— Не повезло тебе. Теперь твой налог увеличится.

Тогда кинжал Галанда вонзился всаднику в сердце. А потом он выхватил из ножен меч убитого и бросился на второго наездника. Конь шарахнулся, всадник свалился наземь, и Галанд убил его ударом в горло. Еще четверо развернули коней и помчались к нему. Галанд вышел навстречу вороному жеребцу, убившему его дочь, и обеими руками рубанул его по шее. Потом сшиб другого солдата с коня, вскочил в седло и ускакал на север.

Он отыскал в Вагрии своего брата, который работал там каменщиком.

... Голос Парсаля вторгся в его мысли, вернув к настоящему.

— Что ты говоришь?

— Говорю, что никогда еще не подчинялся надиру.

— Я тебя понимаю. Кровь стынет, как подумаешь. Но ведь он хочет того же, что и мы.

— Того ли? — прошептал Парсаль.

— Что ты хочешь сказать?

— Все они, генералы, одним миром мазаны. Война для них что игра — плевать они хотели на остальное.

— Я люблю их не больше, чем ты. Но наши-то из «Дракона», а это посильней благородной крови. Я не могу этого объяснить. Нас разделяет бездна, но они умрут за меня, и я за них.

— Надеюсь, что ты прав.

— В жизни мало вещей, в которых я уверен, — и это одна из них.

Его слова не убедили Парсаля, но он промолчал, глядя на двух воинов, шагающих впереди.

— А что будет, когда мы убьем Цеску? — спросил он вдруг

— А ты как думаешь?

— Сам не знаю. Я хотел сказать — что мы будем делать тогда?

Галанд пожал плечами.

— Спроси меня об этом, когда он ляжет мертвым у моих ног.

— Сдается мне, что ничего мы этим не изменим.

— Может, и так, но я хоть получу, что мне причитается.

— А ты не думал о том, что и сам можешь умереть?

— Нет. А ты думал?

— Еще как!

— Тебя никто не неволит идти с нами.

— Скажешь тоже! Я всегда подражал тебе. Не могу же я бросить тебя одного с надиром. А почему тот, другой, носит маску?