Neil Gaiman - Дети Ананси

– Помощи? – эхом откликнулась она.

– Избавиться от него.

Женщина кивнула.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе избавиться от крови линии Ананси.

– Я просто хочу, чтобы он убрался и оставил меня в покое. Я не хочу причинять ему боль или еще что.

– Отдай мне кровь и род Ананси, пусть он будет в моей власти.

Толстый Чарли стоял на бескрайней медной равнине, которая (и откуда он это знал?) находилась в пещере в горах на краю света, а те, в свою очередь, в пропахшей фиалковой водой гостиной миссис Дунвидди, и пытался понять, чего же она хочет.

– Я не могу ничего отдать. И обещать тоже не могу.

– Ты хочешь, чтобы он исчез. Мое время дорого стоит. – Сложив руки на груди, она уставилась на него безумным взглядом. – Я не боюсь Ананси.

Ему вспомнился голос миссис Дунвидди.

– М-м-м… – неуверенно протянул Толстый Чарли. – Мне нельзя давать обещаний. И взамен я должен попросить что-то равноценное. То есть мы должны поменяться.

Вид у Женщины-Птицы стал недовольный, но она кивнула.

– Тогда взамен я дам тебе кое-что равноценное. Мое слово. – Своей рукой она накрыла его ладонь, словно вкладывала в нее что-то, потом сжала, замыкая его пальцы в кулак. – А теперь произнеси вслух.

– Я даю тебе кровь Ананси, – сказал Толстый Чарли.

– Хорошо, – произнес бестелесный голос, ведь женщина исчезла, в буквальном смысле распалась на части.

Там, где она стояла, вдруг взмыла ввысь, точно потревоженная выстрелом, птичья стая и разлетелась во все стороны. Небо заполнилось птицами – их тут было больше, чем Толстый Чарли мог себе вообразить. Бурые и черные птицы кружили, клубились облаком черного дыма, большим, чем способно вместить человеческое сознание.

– Теперь ты заставишь его уйти? – выкрикнул Толстый Чарли в небо цвета скисшего молока.

Птицы скользили на фоне туч, и каждая вдруг изменила свой полет, так что с неба на Чарли внезапно уставилось гигантское лицо.

Губы размером с небоскреб складывали в небе в слова: гомоном и писком, когтями и клювами неведомое существо произнесло его имя.

Потом лицо распалось в безумный хаос, а составлявшие его птицы устремились прямо к нему. Стараясь защититься от них, Толстый Чарли закрыл голову руками.

Внезапно щеку ему обожгло острой болью. На мгновение он решил, что какая-то птица оцарапала его клювом или вырвала кусок кожи когтями. А потом открыл глаза и понял, где очутился.

– Хватит меня бить! – сказал он. – Все в порядке. Не надо меня бить!

Пингвины на столе почти догорели: головы и плечи у них исчезли, и огоньки теперь плясали в бесформенных черно-белых шариках животов, а лапы, точно в лед, вмерзли в черноватый воск. Три старухи смотрели на него во все глаза.

Внезапно миссис Ноулс плеснула ему в лицо стакан воды.

– И в этом тоже нет необходимости, – сказал Толстый Чарли. – Я ведь здесь, так?

В комнату вошла миссис Дунвидди. В руке она победно сжимала стеклянный пузырек.

– Нашатырь! – возвестила она. – Я же знала, что он у меня где-то есть. Купила еще в шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Посмотрим, есть ли от него еще толк. – Вглядевшись в Толстого Чарли, она нахмурилась. – Ах, он очнулся? Кто его разбудил?

– Он перестал дышать, – сказала миссис Бустамонте. – Поэтому я хлопнула его по щеке.

– А я плеснула ему в лицо воды, – сказала миссис Ноулс, – это помогло ему окончательно прийти в себя.

– Не нужен мне нашатырь, – вмешался Толстый Чарли. – Я и так мокрый, мне и так больно.

Но старческие пальцы миссис Дунвидди уже открутили крышку с пузырька, который она быстро сунула ему под нос. Отдергивая голову, Толстый Чарли все равно вдохнул нашатырный спирт. На глаза ему навернулись слезы, ощущение было такое, будто кто-то съездил ему по носу. С подбородка у него капала вода.

– Ну вот, – сказала миссис Дунвидди, – теперь тебе лучше?

– Который час? – спросил Толстый Чарли.

– Почти пять утра, – ответила, отпив из своей гигантской кружки кофе, миссис Хигглер. – Мы уже забеспокоились. Расскажи лучше, что с тобой было.

Толстый Чарли порылся в памяти. Нет, происшедшее не растворилось, как случается со снами, но ему казалось, что события последних нескольких часов переживал какой-то другой человек, и теперь надо связаться с этим другим с помощью доселе неопробованных методов телепатии. В голове у него все смешалось, многоцветное волшебство иного мира растворялось в буровато-серой реальности.

– Там были пещеры. Я просил о помощи. В пещерах жило много зверей. Никто не хотел помочь. Все боялись моего папы. Потом одна согласилась.

– Одна? – переспросила миссис Бустамонте.

– Одни там были мужчинами, а другие женщинами, – объяснил Толстый Чарли. – Эта была женщиной.

– Ты знаешь, что она такое? Крокодил? Гиена? Мышь?

Он пожал плечами.

– Я, наверное, вспомнил бы, если бы меня не начали бить и поливать водой. И совать мне под нос всякую гадость. От такого все мысли из головы улетучиваются.

– Ты не забыл, что я тебе говорила? – спросила миссис Дунвидди. – Ничего не отдавать? Только меняться?

– Да, – со смутной гордостью ответил он. – Да. Там был Обезьяна, он хотел фруктов, но я сказал «нет». Послушайте дайте мне выпить чего-нибудь покрепче.

Миссис Бустамонте взяла со стола стакан с чем-то.

– Мы так и подумали, что тебе понадобится выпить. Поэтому процедили шерри. Там может оказаться немного кулинарной смеси, но для здоровья не опасно.

Только тут Толстый Чарли заметил, что руки у него сжаты в кулаки. Он раскрыл правый, чтобы взять у старушки стакан. Потом вдруг остановился и уставился на свою ладонь.

– В чем дело? – спросила миссис Дунвидди. – Что там?

На ладони Толстого Чарли лежало черное, смятое и влажное от пота перо. И тогда он вспомнил. Все вспомнил.

– Это была Женщина-Птица, – сказал он.

Рассвет окрашивал небо серым, когда Толстый Чарли садился на переднее сиденье седана миссис Хигглер.

– Хочешь спать? – спросила она.

– Не очень. Как-то странно себя чувствую.

– Куда тебя отвезти? Ко мне? В дом отца? В мотель?

– Не знаю.

Она завела мотор и рывком тронулась от обочины.

– Куда мы едем?

Миссис Хигглер не ответила, только с шумом отхлебнула из своей мегакружки. Но, помолчав несколько минут, все-таки снизошла:

– Может, то, что мы сегодня сделали, к лучшему, а может, и нет. Иногда семейные дела лучше улаживать внутри семьи. Взять хотя бы вас с братом… Вы слишком уж похожи. Поэтому, наверное, ссоритесь.

– Надо думать, в ваших краях употребляют слово «похожи» в каком-то особом смысле, подразумевая на самом деле «как небо и земля».

– Не строй тут из себя англичанина. Я знаю, что говорю. Вы с ним одного поля ягоды. Помню, твой отец говорил: «Каллианна, мои мальчишки глупее…» – впрочем, неважно, что именно он сказал. Смысл в том, что сказано было про вас обоих. – Туг ей в голову пришла какая-то мысль. – Ха! Когда ты отправился туда, где живут старые боги, ты отца там видел?