John Tolkien - Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)

– Взгляните! – вдруг воскликнул Арагорн. – Это ли не знамение? – И он извлек из грязной груды оружия два ясных клинка с червлено-золотой насечкой, а за ними и двое черных ножен, усыпанных мелкими алыми самоцветами. – У орков нет таких кинжалов, а у наших хоббитов были. Орки, конечно же, их обшарили, но кинжалы взять побоялись, учуяли, что добыча опасная: ведь они откованы мастерами Западного Края, исписаны рунами на погибель Мордору. Стало быть, наши друзья если и живы, то безоружны. Прихвачу-ка я их с собой, эти клинки: может, вопреки злой судьбе они еще вернутся к владельцам.

– А покамест, – сказал Леголас, – я подберу какие ни на есть целые стрелы, а то мой колчан пуст.

Он перерыл оружие, поискал кругом и нашел добрый десяток целых стрел, но древко у них было куда длиннее, чем у обычных стрел орков. Леголас задумчиво приглядывался к ним.

Между тем Арагорн разглядывал убитых и сказал:

– Многие тут у них явились не из Мордора. Есть, как я понимаю, – а я в этом понимаю, – северные орки, с Мглистых гор. А есть и такие, что совсем невесть откуда. Да и снаряжены они по-особому.

Среди мертвецов простерлись четыре крупных гоблина – смуглые, косоглазые, толстоногие, большерукие. При них были короткие широкие мечи, а не кривые ятаганы, какими рубятся орки, и луки из тиса, длиной и выгибом хоть бы и человеку впору. Щиты их носили незнакомую эмблему: малая белая длань на черном поле; над наличниками блистала светлая насечка – руническое С.

– Такого я прежде не видывал, – признался Арагорн. – Что бы это значило?

– С значит «Саурон», – сказал Гимли. – Тут и гадать нечего.

– Ну нет! – возразил Леголас. – Саурон – и эльфийские руны?

– Подлинное имя Саурона под запретом, его ни писать, ни произносить нельзя, – заметил Арагорн. – И белый цвет он не жалует. Нет, орки из Барад-Дура мечены Огненным Глазом. – Он призадумался. – «Саруман» – вот что, наверно, значит С, – наконец проговорил он. – В Изенгарде созрело злодейство, и горе теперь легковерному Западу. Этого-то и опасался Гэндальф: предатель Саруман так или иначе проведал о нашем Походе. Узнал, наверно, и о гибели Гэндальфа. Не всю погоню из Мории перебили эльфы Лориэна, да и на Изенгард есть окольные пути. Орки медлить не привыкли. А у Сарумана и без них хватает осведомителей. Помните – птицы?

– Много тут загадок, и не время их разгадывать, – перебил его Гимли. – Давайте лучше воздадим последние почести Боромиру!

– А все же придется нам разгадывать загадки, чтобы сделать правильный выбор, – отвечал Арагорн.

– Сколько ни выбирай – все равно ошибешься, – сказал гном.

Своим боевым топором Гимли нарубил веток. Их связали тетивами, настелили плащи. Получились носилки, и на этих грубых носилках отнесли они к берегу тело соратника, а потом груду оружия – немое свидетельство последней, смертельной брани. Идти было недалеко, но трудно дался им этот ближний путь, ибо тяжел был покойный воитель Боромир.

Арагорн остался на берегу, у погребальной ладьи, а Леголас и Гимли побежали к Парт-Галену. До него была всего миля или около того, но вовсе не так уж скоро пригнали они две лодки.

– Чудные дела! – сказал Леголас. – Две у нас, оказывается, лодки, и не более того. А третьей как не бывало.

– Орки, что ли, похозяйничали? – спросил Арагорн.

– Какие там орки! – отмахнулся Гимли. – Орки ни одной бы лодки не оставили и с поклажей разобрались бы по-своему.

– Ну, я потом погляжу, кто там побывал, – обещал Арагорн.

А пока что они возложили Боромира на погребальную ладью. Серая скатка – эльфийский плащ с капюшоном – стала его изголовьем. Они причесали его длинные темные волосы: расчесанные пряди ровно легли ему на плечи. Золотая пряжка Лориэна стягивала эльфийский пояс. Шлем лежал у виска, на грудь витязю положили расколотый рог и сломанный меч, а в ноги – мечи врагов. Прицепленный челн шел за кормой, его плавно вывели на большую воду. Со скорбной силой гребли они быстрым протоком, минуя изумрудную прелесть Парт-Галена. Тол-Брандир сверкал крутыми откосами: перевалило за полдень. Немного проплыли к югу, и перед ними возникло пышное облако Рэроса, бледно-золотое марево. Торжественный гром водопада сотрясал безветренный воздух.

Печально отпустили они ладью на юг по волнам Андуина; неистовый Боромир возлежал, навек упокоившись, в своем плавучем гробу. Поток подхватил его, а они протабанили веслами. Он проплыл мимо них, черный очерк ладьи медленно терялся в золотистом сиянии и вдруг совсем исчез. Ревел и гремел Рэрос. Великая Река приняла в лоно свое Боромира, сына Денэтора, и больше не видели его в Минас-Тирите, у зубцов Белой Башни, где он, бывало, стоял дозором поутру. Однако же в Гондоре родилось преданье, будто эльфийская ладья проплыла водопадами, взрезала мутную речную пену, вынесла свою ношу к Осгилиату и увлекла ее одним из несчетных устьев Андуина в морские дали, в предвечный звездный сумрак.

Трое Хранителей безмолвно глядели ей вслед. И сказал Арагорн:

– Долго еще будут высматривать его с высоты Белой Башни и ждать, не придет ли он от горных отрогов или морским побережьем. Но он не придет.

Первым начал он медленное похоронное песнопение:

И продолжил Леголас:

И опять вступил Арагорн: