Андрэ Нортон - Магия Мохнатых

Рассвет застал его на куда более высоко располагавшейся земле, ручей теперь тек быстро и с силой, постоянно увеличивавшейся, так что ему все труднее и труднее было с ней сражаться. В конце концов бобр выбрался из тисков речки. Здесь не росли ни ольха, ни ива, не было и съедобных корней, и он пожалел, что не захватил с собой припасов. Однако теперь даже голод не мог заставить его повернуть назад.

Пух, когда он бережно достал из своей пасти, был почти такой же мокрый, как если бы бобр держал его в воде. Он с величайшей осторожностью поднес его к месту, где дул ветер, и попытался высушить. И, сделав это, Желтая Ракушка начал напевать речитативом, хотя голос его звучал не громче бормотания воды за его спиной:

Бобр снял с шеи остатки ожерелья и обвязал их одной лапой вокруг древка копья: это все, что он мог предложить. А потом он бросил копье с украшениями в небо изо всех сил, оставшихся в передних лапах. Копье поднималось, уносясь все дальше и дальше, и вот исчезло за каменной стеной. И Желтая Ракушка обрадовался этому: оно не упало назад на камни, насколько он мог видеть, а улетало все выше и выше. Наверное, Белого Орла заинтересовало предложенное ему, и он внимательно прислушался к пению.

По-прежнему держа в одной лапе пух, чтобы его обсушил ветер, Желтая Ракушка карабкался вверх и вверх, следуя направлению, в котором исчезло копье. Карабкаться было нелегко, и он тяжело дышал, полуоткрыв пасть, когда достиг вершины.

Предрассветное небо уже посветлело, и краски дня начали показываться на востоке. Речка здесь делала широкий изгиб, и теперь он видел, что течет она из источника, находящегося где-то на севере, а не на востоке, наверное, в тех же горах, где гнездится племя Штормового Облака.

Бобр еще раз пропел речитативом свое воззвание Белому Орлу. А из речной долины, по крайней мере так ему казалось еле-еле дул ветерок, такой слабый, что его нельзя считать настоящим ветром, хотя он и дует непрерывно.

И в этот поток Желтая Ракушка бросил пух. Ветерок подхватил его и унес на юг в сторону безлюдной пустыни, которая тянется по другую сторону речки. С твердой верой в то, что это на самом деле настоящий проводник, бобр отправился вслед за ним.

Было уже достаточно светло, чтобы четко видеть клочок пуха и следовать за его полетом. Но какой же маленькой казалась эта вещь, чтобы довериться ей… Впервые за много часов Кори думал своей частью сознания, а не частью Желтой Ракушки. Конечно же, он не может полагаться только на этот символ!

Однако из-за сильной веры в нее части сознания Желтой Ракушки Кори не мог ничего поделать. К его удивлению, этот пух вел себя так, словно он и в самом деле настоящий проводник. Дважды, устав, Желтая Ракушка останавливался и ложился на землю, тяжело дыша, не в силах продолжать путь. И тогда пух на время тоже останавливался и трепыхался среди каких-то высушенных на солнце и уже без листьев куч растительности, но тут же поднимался и уносился вперед, когда бобр был готов отправиться дальше своей шаркающей походкой. Наконец последний порыв ветра подбросил его вверх в яркое голубое и безоблачное небо, когда бобр подошел к краю какого-то водоема.

Возможно, это двойник расположенной в кратере горы твердыни орлов. Но в то время как та зеленая и окружена водой, вокруг этой — лишь одни пески да еще странные шероховатые колонны, вздымающиеся вверх, причем некоторые из них опрокинуты и лежат во всю свою длину.

Прямо перед ним находилось небольшое укрытие из шкуры, рядом с которым на земле суетится странной формы фигура. Она деловито похлопывает и растягивает лежащий на земле кусок глины. Время от времени она брызжет водой из тыквы на эту глину, но тут же возвращается к сдавливанию и растягиванию, замесу и раскатке.

Пух теперь походил на снежинку, падающую в зимний день. И пока бобр следил за пушинкой, она снова опустилась вниз, направляясь прямо к этой фигуре. И Желтая Ракушка понял, что он нашел Изменяющегося, хотя что он делает здесь, бобр не понимал.

Осторожно и быстро он спустился вниз по стене вокруг водоема, пробежал в тень ближайшей из колонн и спрятался за нее от Изменяющегося. Дотронувшись лапой до столба, он обнаружил, что это камень, который некогда, должно быть, был каким-то деревом: на колонне кое-где остались следы коры и древесины. И если это так, то, наверное, все эти деревья были когда-то превращены в камень. Еще один трюк Изменяющегося? Если так, то с какой целью? Как могут каменные деревья служить кому-либо… Если только Изменяющийся не использовал свое могущество просто для развлечения и чтобы посмотреть, что он в состоянии сделать.

Желтая Ракушка пополз вперед, однако даже сквозь густой мех проникало достаточно холода, чтобы он начал дрожать. И хотя солнце уже начало припекать сверху его темное тело, но чем ближе он подползал к поглощенному своей работой магу, тем больше ощущал внутри себя глубокий холодок страха.

Возможно, Изменяющийся заметил спускавшегося к деревне орла и понял, что тот принес какого-то шпиона? И какая судьба тогда ждет подобного шпиона? Превращение… может быть, тоже в камень, как эти деревья? Давай, поворачивай назад, взывал к нему страх. Однако Желтая Ракушка быстрой шаркающей походкой передвигался от одной тени к другой.

Теперь он уже мог расслышать едва слышное бормотанье песенного заклинания, и бобр догадался, что маг пытается с помощью этой песни передать глине часть своего могущества. Но, похоже, что ему никак не удавалось сделать то, что он хочет: маг снова и снова со всего размаха опускал передние лапы на глину, расплющивал ее в лепешку, сердито ворча при этом.

Передние лапы? Желтая Ракушка моргнул (Кори воскликнул бы громко вслух, если бы у него остались человеческие губы и голос). Эти лапы на расстоянии выглядели как желтые лапы койота. Но теперь… теперь они больше походят на человеческие пальцы, снова и снова занимавшиеся замесом, растягиванием, раскаткой…

Он увидел, что и сидевшая на корточках фигура не была полностью ни животным, ни человеком, а странным сочетанием и того, и другого, словно некто начал совершать превращение зверя в человека, и этот эксперимент оказался лишь наполовину успешным.

Покрытые мехом передние лапы заканчивались человеческими кистями, а голова куполообразной формы, как у человеческого черепа, несмотря на огромные уши, торчащие с обеих сторон. Задние ноги все-таки остались звериными лапами, однако плечи под желто-коричневой шкурой — плечи человека.