Андрэ Нортон - Леди Триллиума

— Думаю, что да, — ответил Файолон — Когда мы планировали все это, она сказала, что ты не сможешь к этим жрецам возвратиться, если их самих не будет на прежнем месте. Я тогда переспросил, что она имеет в виду, но тут разговор повернулся в другую сторону, и она так и не ответила. — Файолон помолчал. — И все-таки я склонен считать, что она намеревалась поступить именно так: разрушить этот храм до основания. Ты ведь помнишь, как Харамис относилась к кровавым жертвоприношениям — особенно к тем, в которых принуждают насильно. Знаешь, ведь именно это привело к тому, что весь их ритуал пошел кувырком, — задумчиво добавил он. — Они хотели жертву юную, объятую ужасом и болью, а вместо этого получили умудренную жизнью волшебницу, знатока магии, вполне готовую к смерти и желавшую умереть.

— Вспомните лица этих жрецов, — произнес Узун. — Они же испытывали куда больше страха, чем сама жертва! Подобное событие достойно самой великой из баллад…

Слезы покатились по его щекам.

— Простите, — всхлипнул он и поспешно покинул комнату.

— Сейчас, пожалуй, мне удастся дойти до спальни, Файолон, — Майкайла поднялась на ноги и с трудом сделала несколько шагов. — Больше всего мне хочется сейчас поспать этак с неделю. Я чувствую такую усталость, такую пустоту внутри, что, наверное, вообще не смогла бы ничем заниматься…

— Что ж, сон, пожалуй, для тебя сейчас самое лучшее, — согласился Файолон. — Воспринять чувство земли во сне гораздо легче, потому что при этом не пытаешься заниматься никакими посторонними вещами.

Но девушка даже не слышала его, снова погрузившись в забытье. Файолон осторожно перенес ее в спальню.

Спустя две недели Узун пропел своим молодым друзьям новую балладу, восхвалявшую мужество и мудрость Харамис, ум Файолона, самоотверженную дружескую преданность Майкайлы, виртуозное мастерство Красного Глаза. Завершив песнь, оддлинг немного смутился и оглядел слушателей:

— Ну, как вы находите?

— Это великолепно, Узун! — проговорила Майкайла, украдкой смахивая слезы. — Харамис просто влюбилась бы в такую песню.

— Тебе надо будет обязательно научить этой балладе меня, — горячо начал Файолон. — Мелодия просто потрясающая, и аккомпанемент оригинальный.

Узун задумался.

— Я пропою все зеркалу, — сказал он наконец, — а оно уж сможет научить тебя.

— Очень толковая мысль, — сказала Майкайла. — Таким образом, зеркало сохранит балладу навеки точно в таком виде, в каком ты сам ее поешь, и любой сможет прослушать все в первоначальном авторском исполнении даже спустя сотни лет после твоей смерти.

— Кстати, о смерти, — начал Узун. — Помнишь ли, что обещала мне в тот самый день, когда обнаружила заклинание, с помощью которого Харамис обратила меня в арфу?

«Нет! — воскликнул вдруг внутренний голос в голове Майкайлы. — Я не хочу, не хочу терять еще и его!» Но тут новоявленная Великая Волшебница Рувенды и Лаборнока напомнила себе, что не должна быть эгоистичной, какой была ее предшественница, и превращать окружающих в марионеток для исполнения своих прихотей.

— Да, — проговорила она, подавляя дрожь в голосе, — я все хорошо помню. Я пообещала освободить твой дух, как только ты сам попросишь. — Майкайла проглотила подступивший к горлу комок. — Итак, ты просишь об этом сейчас?

Олдлинг кивнул:

— Я думаю, лучше всего сделать это завтра, перед восходом солнца. Таким образом, у меня будет время научить новой балладе зеркало.

— Так, значит, уже завтра… — Майкайла наклонила голову, чтобы скрыть слезы.

— Благодарю тебя, — спокойно проговорил Узун, — и желаю доброй ночи.

Как только он вышел из комнаты. Файолон нагнулся к Майкайле.

— Неужели он только что попросил тебя убить его? — прошептал он.

— В некотором смысле — да, — пояснила Майкайла. — То есть формально, насколько я понимаю, он мертв уже с тех пор, как Харамис заключила его дух в арфу. Однако он взял с меня слово, что я окончательно освобожу этот дух, когда ее не будет в живых.

— Неужели нельзя обойтись без этого? Мне так будет не хватать его!

— Я тоже буду очень скучать, — проговорила Майкайла, и глаза ее переполнились слезами. — Но, несмотря ни на что, мне придется это сделать. Я дала ему слово.

— Ну что ж, в таком случае, — вздохнул Файолон, — я тебе в этом помогу.

Майкайла и Файолон стояли на каменной крыше башни, у потухшего костра, в пламени которого незадолго перед этим сгорело деревянное тело Узуна. Начинаю светать; окружавшее их безмолвие нарушилось с первым порывом ветра, развеявшего и унесшего в бесконечное, необозримое пространство маленькую горстку пепла.

Майкайла сжимала в руке небольшую шкатулку с еще одной горсткой пепла — тем, что осталось от кости, некогда принадлежавшей Узуну. Она высыпала себе в ладонь половину содержимого шкатулки; Файолон последовал ее примеру. Потом они одновременно подставили свои ладони ветру, мгновенно сдувшему пепел.

— Он присоединился к Владыкам Воздуха, — негромко проговорила девушка.

Они направились в кабинет. Файолон взял арфу и. подыгрывая себе, пропел древнюю песнь — самое период из выученных им творений Узуна.

— Как-то странно сознавать, что теперь это всего-навсего обыкновенная арфа, — проговорил он. — Думаю, что она всегда будет для меня частицей самого Узуна.

— Что ж, в таком случае какая-то его часть навечно останется с нами, — отозвалась Майкайла.

«Если, конечно, мы будем вместе», — добавила она про себя.

— Что ты будешь делать дальше, Файолон? — Майкайла решилась наконец задать мучивший ее вопрос. — Тебе надо вернуться в Вар?

— Мне придется туда наведываться время от времени, — сказал он. — Точно так же, как и тебе придется путешествовать, объезжая свои земли. Однако мне кажется — если у тебя, конечно, нет возражений, — что мы сможем сделать эту башню главным своим домом. Правда, надо будет раздобыть побольше книг, — добавил он, будто желая поддразнить собеседницу. — А то даже я успел прочитать всю эту библиотеку от начала до конца.

Майкайла радостно рассмеялась. Так, значит, он не собирается ее покинуть и ей вовсе не придется вести одинокую жизнь, подобно Харамис!

— Я тоже, — кивнула она, — прочитала все еще много лет назад. Хорошо, раздобудем книг. А что еще потребуется?

— Дети, — нарочито будничным тоном ответил Файолон. — Я, конечно, понимаю, что пока еще рано об этом говорить, но лет через пять — десять ты уже достигнешь достаточной физической зрелости и сможешь рожать детей… Если, конечно, ты не находишь подобную идею по какой-либо причине неприемлемой.

Майкайла отрицательно покачала головой.

— Разумеется, я была бы очень рада завести собственных детей, когда придет время… То есть я хочу сказать — наших с тобой детей, — добавила она торопливо.