Юрий Нестеренко - Крылья

Эййэ вышла на поверхность. Она хотела вернуться к родителям, но почувствовала, что стала слишком тяжелой для полета. Она уже была беременна. Ей пришлось оставаться на земле восемь с половиной месяцев, пока не родились ее дети. От матери они унаследовали дух, стремящийся к небу, и общий облик, от отца же — тело, состоящее из земного праха и воды, и бескрылость. Так и появились на свете аньйо. Эййэ заботилась о них, пока они не выросли, а потом вернулась на небо; но и после этого по ее просьбе солнце посылает своим потомкам тепло и свет. Однако раз в год тучи закрывают небо, и наступает сезон дождей. Тогда в мужчинах просыпается их праотец Шуш, и ими овладевают злоба и похоть, они готовы ползать в грязи на брюхе перед женщиной, лишь бы овладеть ею; разум же женщин помрачается, и они отдаются мужчинам.

Но и Эййэ не забыла своих детей. Время от времени она посылает им свое благословение, и тогда в семье обычных аньйо рождается крылатый мальчик, а иногда и сама нисходит на землю, воплощаясь в крылатой девочке. Это бывает редко, но туземцы не ропщут, понимая, что Эййэ приходится заботиться и о других аньйо, живущих на других островах.

Поскольку я даже не родилась в племени, а появилась на острове неведомо откуда, словно бы с неба (мысль, что я могла приплыть вместе с врагами, даже не приходила туземцам в голову), да и крылья у меня были больше, чем обычно, если слово «обычно» вообще применимо к столь редким явлениям, в представлении туземцев я была даже не земным воплощением богини, а богиней как таковой. К счастью, вера туземцев не простиралась настолько далеко, чтобы считать меня совершенно неземным существом, не нуждающимся ни в пище, ни в крыше над головой и обязанным на каждом шагу демонстрировать свое всемогущество. Дикари вообще во многих отношениях напоминают детей (и по части жестокости тоже), и их религиозные верования столь же наивны, как у ребенка, желающего богу доброго здоровья и приятного аппетита. Ко мне относились с любовью и почтением, как к праматери — это было, конечно, забавно, в мои-то неполные пятнадцать лет! — но в целом вполне по-свойски, без фанатизма, какой непременно возник бы при появлении «живого бога» в более развитой культуре.

Любопытно, кстати, совпадение имен. Ведь «Эйа» — это краткая форма от «Эйольта». Правда, меня так почти никогда не звали. Отчим всегда называл полным именем, и, надо сказать, именно это я предпочитаю. Мама в детстве звала «Йоль», но потом тоже перешла на полное, когда я объяснила, что оно мне больше нравится. В школе чаще всего звали по фамилии (причем обычно второй, Штрайе, а не полной), ну или, если говорить о сверстниках, разными дурацкими кличками, пока я не отбила у них охоту к последнему.

Ну вот, опять я углубилась в воспоминания, а о том дне так и не досказала. Когда я пошла к статуе, на миг мне показалось, что я вижу в высокой траве у ее ног желтые цветы, но это был все тот же странный металл. Все пространство между корнями бывшего дерева было выложено самородками разных форм и размеров, самые крупные величиной почти с мой кулак, правда, гораздо больше было мелких. Я присела на корточки, взяла несколько гладких металлических кусочков, пересыпала их из руки в руку, любуясь, как они вспыхивают на солнце. Они оказались неожиданно тяжелыми — наверное, вдвое тяжелее меди и стали, намного тяжелее даже серебра и свинца. Туземцы, естественно, не возражали против моих манипуляций — ведь все это принадлежало Эййэ, то есть мне. Будь это серебро, я стала бы обладательницей более чем внушительного состояния — при условии, конечно, что сумела бы вывезти его с острова, — но это был какой-то неизвестный металл, красивый, но бесполезный. Заинтересоваться им могли разве что химики, а они, во всяком случае, с тех пор, как официально признана невозможность превращать неблагородные металлы в серебро, народ небогатый. Впрочем, подумала я, хотя желтый металл и не сверкает так ярко, как начищенное серебро, может быть, все же удастся заинтересовать им какого-нибудь ювелира, не боящегося смелых решений. Все-таки этот металл лежал в земле и не окислился, а это что-нибудь да значит… Я наполнила самородками карманы штанов; на земле, естественно, осталось гораздо больше, так что было даже незаметно, что я что-то взяла.

Пока я занималась этими прозаическими прикидками, туземцы благоговейно молчали. Я решила, что надо сделать какой-нибудь символический жест, и встала рядом со статуей, приняв ту же позу, что и она. Это оказалось то, что надо.

— Эййэ, — прошелестели туземцы и опустились на колени.

Я поспешно сделала им знак подняться. Сколько я в детстве ни играла в королеву, а зрелище аньйо, стоящих передо мной на коленях, меня смутило, тем более что среди них была старая женщина. Еще раз обойдя вокруг статуи и потрогав теплую гладкую древесину, я жестами приказала возвращаться.

Так началась моя жизнь в качестве богини племени нгарэйху.

Задачей номер один, конечно, было выучить язык. К счастью, это оказалось несложно, ибо он гораздо проще ранайского и илсудрумского, не говоря уже о старокйарохском или тем более гантруском. К примеру, у глаголов нет ни времен, ни лиц, ни чисел, а у существительных — падежей. Родов, правда, целых четыре — для мужчин, женщин, животных и неодушевленных предметов. При этом туземцы одушевляют и, соответственно, относят к мужскому или женскому роду многие неживые вещи — например, стихии, такие, как земля или вода, солнце и луны.

На острове много дичи и плодоносящих растений, поэтому у нгарэйху обычно нет проблем с добычей пропитания и много свободного времени. Так что желающих пообщаться с живой богиней всегда было более чем достаточно, и уже к концу третьей декады своего пребывания на острове я не только довольно сносно изъяснялась на их наречии (а кое-кто из молодых воинов, в свою очередь, выучился складывать простые фразы по-ранайски), но и узнала немало подробностей об их мире, в том числе и легенду об Эййэ. Мне, кстати, пришло в голову, что за мифической аллегорией может скрываться реальная история прошлого визита крылатых пришельцев на нашу планету.

Остров напоминал по форме овал, слегка вдавленный с одной стороны. Его длина — около 30 миль, ширина в самом узком месте примерно 10. У туземцев нет больших мер длины, подобных милям; они измеряют расстояние временем в пути, так что мне пришлось проделать целую серию экспериментов, чтобы выяснить их среднюю скорость передвижения по джунглям, а уже по ней оценить расстояние.

Нгарэйху — единственное обитающее на острове племя, но они знают о существовании других островов и говорят, что несколько поколений назад их предки приплыли оттуда. Увы, мои расспросы о том, в каком направлении лежат эти другие острова и сколько до них плыть, остались тщетными. Тогда я стала спрашивать, приплывали ли сюда когда-нибудь большие корабли светлокожих аньйо; если остров нанесен на карты, мои шансы выбраться с него повышались.