Ирина Цыганок - Слабая ведьма

Десять следующих дней пролетели незаметно, хлопоты по обустройству их нового дома (а Эйнар входил в курс гарнизонных дел) перемежались балами и прогулками по окрестностям. На одиннадцатый день приехала Бинош с небольшим узлом, где уместилось все их оставшееся после распродажи в Мелузе достояние. Настроение подруги трудно было назвать радостным. Бинош удалось сдать в аренду их хибару (на которую вынуждена была сменить каменный дом в центре после пожара) за весьма скромную цену, однако продать ее и совсем лишиться прибежища на черный день она не решилась. Полученную вперед плату сожрали дорожные расходы, Бинош собиралась крупно поговорить обо всех этих убытках с подругой. Однако перемена, произошедшая с Миррой, в буквальном смысле лишила ее на первых порах дара речи, а после, когда та успела изложить огорошенной наперснице свой план, Бинош уже не была склонна к критике.

Кондитершу вполне устраивала перспектива превращения маленькой ведьмы во Вранскую княжну. Ее собственные шансы на личное счастье при таком раскладе резко возрастали. К тому же Эйнар уже стал капитаном вранской гвардии, а это уж было точно получше, чем то, что сулила им в перспективе судьба, вернись они в Мелузу. Что касается придворных опасностей… Сдавать внаем комнаты в их мелузельской развалюхе всякому сброду — вот это было действительно опасно!

Так здраво размышляя о настоящих ценностях, мудрая особа извлекла и аккуратно разложила на постели оба своих эльфийских наряда: бирюзовый и палевый. В таких платьях, она была уверена, не стыдно показаться на балу даже в столице (Сан-Аркан всегда оставался для Бинош столицей, в каком бы государстве она ни находилась). Бывшая горничная обдумывала собственные планы захвата.

С приездом подруги Мирра получила так необходимую ей моральную поддержку. Дела медленно, но верно шли на лад. И вдруг на горизонте, как гром среди ясного неба, замаячила принцесса. Огромное урфийское посольство в сопровождении нескольких военных полков (для охраны принцессы в дороге, как пояснил посол) одним чудесным («Ужасным!» — по мнению Мирры) утром появилось под стенами Врана. Военный эскорт встал лагерем под городом (расквартировать в городе такую силищу военных было просто невозможно), принцесса и ее свита были с почетом приняты в княжеском замке. За невозможностью закатить скандал Эбельрихту Мирра устроила истерику Эйнару. Тот, как обычно, с мрачным спокойствием выслушал стоны и вопли по поводу разбитых надежд. Потом напомнил, что о помолвке князя было известно с самого начала, и ушел в казармы. А расстроенная соблазнительница, несостоявшаяся княгиня с кислой миной плюхнулась на кровать рядом с присутствовавшей на протяжении всей сцены Бинош.

— А я ведь даже не стала его любовницей! — пожаловалась она подруге. — Это просто наваждение какое-то, третий месяц топчемся на стадии поцелуев. Я всерьез начинаю опасаться, что у князя не все в порядке с потенцией.

Бинош сочувственно погладила ее по плечу. Сама она не один год топталась на куда более ранней стадии, и только последнее время Эйнар стал оказывать ей внимание так, как ей того хотелось. Разумная девушка напрямую связывала эти успехи с тем, насколько быстро у Мирры двигалось к свадьбе дело с Эбельрихтом, поэтому не меньше подруги была заинтересована в этом браке.

— Попадись мне эта принцесса! — Глаза Мирры полыхали золотым пламенем…

На прием в честь Урфийской принцессы-невесты Мирра готовилась особенно тщательно. Темно-зеленое платье, сшитое на заказ лучшими мастерицами Врана, удачно дополняло колье из изумрудов, подаренное князем. На голову Мирра водрузила ставшую уже неотъемлемой частью драконью диадему. Еще немного духов из заветной фляжки, и она была готова.

На случай, если Урфийская принцесса окажется неотразимой красавицей и сумеет завоевать сердце Эбельрихта, Мирра собиралась не слишком благородно отравить ее на банкете собственной слюной (слова из напутственного послания дракона припомнились весьма кстати). Мирра даже потренировалась, несколько раз незаметно плюнув в чашку, потом тщательно вымыла посуду (не приведи Фермер, друзья отравятся!). Однако прием с самого начала не задался. Мирра сидела слишком далеко от князя (почетные места рядом с ним достались Урфийским гостям), чтобы разобрать, о чем тот беседует с сопровождавшим принцессу опекуном-генералом, однако оба явно остались недовольны разговором. Обед свернули на удивление быстро, о танцах и вовсе не вспомнили. Вранские вельможи и урфийская делегация поспешно раскланялись, зато Эбельрихт тут же пригласил к себе членов Малого Совета. О чем они совещались всю ночь, для Мирры тоже осталось тайной. С вечера она была слишком занята крушением собственных планов, а утром, задолго до того, как девушка встала, Эбельрихт покинул замок.

Мирра проснулась совершенно разбитой и с головной болью. Это было тем более странно, что накануне она почти не пила. Вспомнив, как вчера она собиралась отправить на тот свет свою соперницу, бывшая ленна из Ледо ужаснулась самой себе. И ужас, и раскаяние были вполне искренними. Она едва доковыляла до зеркала и словно впервые увидела себя со стороны. Простой перебор в памяти событий ближайших месяца-двух неожиданно поверг ее в глубочайшую депрессию. Собственные поступки, только вчера казавшиеся ей вполне естественными, теперь выглядели даже не ужасными — просто невозможными!

Вчерашнее поведение Эбельрихта, его разговор с генералом теперь виделись ей несколько в ином свете.

— Должно быть, он отказался жениться на урфийской наследнице!.. — Догадка заставила сердце упасть куда-то в район желудка. — Это из-за меня! Великий Фермер, я ведь совсем не хочу за него замуж! — Последняя мысль поразила ее, как удар грома. Все идеи насчет вранского владычества, как вообще они могли прийти ей в голову? Это казалось безумием! И, что хуже всего, Мирра понятия не имела, как теперь из всего этого выкрутиться. Сидя перед зеркалом, она видела, как по щекам ее отражения ручьем текут слезы, и зрелище это отнюдь не утешало.

— О, Эйнар! — всхлипнула Мирра, роняя голову на руки.

Дальнейшие события подтвердили худшие опасения Эйнара, но развивались они столь стремительно, что, даже предполагая нечто подобное, он оказался не готов к неприятностям такого масштаба.

Утром, после знаменательного приема, оказалось, что урфийское посольство еще ночью скрытно покинуло Вран. Теперь штандарт принцессы плескался над центральной палаткой военного лагеря, разбитого на одном из пологих холмов вблизи города. К полудню число делегатов значительно выросло за счет еще двух подошедших к ним полков. Донесения о передвижении чужой армии, подоспевшие в тот же день от пограничных застав, оказались, мягко говоря, запоздалыми. Жители окрестностей, смутно начавшие подозревать нечто недоброе, на всякий случай потянулись к городу. Однако ни о каком конфликте, тем более войне, пока речи не шло. Эбельрихт, с утра помчавшийся в ставку генерала для переговоров, все не возвращался. И члены Малого Совета, не расходившиеся с ночи, напрасно стояли на западной стене, вглядываясь в перемещения между урфийскими шатрами. Лорд-казначей, как самый осторожный из членов Совета, уже дважды предлагал на всякий случай закрыть ворота города, но в отсутствие Правителя на это не решились. Все, на что согласился Совет, и то под давлением Рамсея (как самого опытного из военных, оставшегося, в отсутствие Эбельрихта, в гарнизоне за главного), это привести вранскую дружину в состояние готовности, то есть собрать всех в казарме, вооружить и отменить увольнительные в город. По мнению Эйнара (сильно способствовавшему тому, что Рамсей выдвинул свое предложение), этого было явно недостаточно, но как простой гвардейский капитан, да еще недавно принятый на службу, он пока не пользовался достаточным авторитетом, чтобы продвигать свои идеи.