Надежда Первухина - Иероглиф «Любовь»

Шэси уселась на престол и перемазала его кровью, льющейся с ее рук.

— Какая дивная ночь! — хохотала она, и смех ее был как смех пустынной гиены. — Какие звезды! Какая блестящая кровь!

... О том, что было дальше, вы узнаете, когда прочтете следующую главу.

В роще гинкго — деревьев бессмертия — целую ночь бесновался ветер. Деревья стонали и сбрасывали сбои драгоценные целебные листья. Кругом царила тьма и ужас.

Темное, как растертые чернила, небо одна за другой взрезали молнии. Они выхватывали из темноты ярко-зеленые встрепанные кроны и снова погружали все во мрак.

Одна из молний, особенно яркая и ветвистая, низринулась с неба в рощу и оказалась Небесным Чиновником Анем, сидящим верхом на цилине. Небесный Чиновник спрыгнул со своего дивного скакуна и, оглядевшись, сказал безнадежно:

— Я опоздал. Что я теперь могу исправить? Дороги для добра закрыты.

Он вгляделся во тьму и увидел, как к нему приближается призрачная хрупкая фигурка, похожая на полоску тумана. Призрак подошел к Небесному Чиновнику и поклонился.

— Юй, прости меня, — виновато сказал Небесный Чиновник призраку. — Я не успел спасти ни тебя, ни императора, ни твою госпожу. Мне пришлось туго на Западном побережье... Впрочем, какой смысл оправдываться? Это всё Шэси, да, Юй?

— Да, — отвечала призрачная фигурка. — Шэси оказалась демоном в человеческом обличье. Она собрала бесчисленную армию наемников Ардиса и захватила столицу и дворец. Мы все погибли... Все, кроме наследницы, принцессы Фэйянь.

Призрачная Юй поманила Небесного Чиновника Рукой, и он последовал за нею в глубь священной рощи. Юй остановилась у самого старого дерева, посаженного, как говорят, еще самим Создателем Времени и указала на лежащую между громадных корней Девочку, завернутую в какие-то тряпки. Небесный Чиновник тихо склонился над ней.

— Дышит, — прошептал он. — Спит.

— Она видела мертвым своего отца и полумертвой — мать, — сказала Юй. — Боюсь, разум ее помутился от такого зрелища. Она не проживет и дня скончается от мозговой горячки. Спаси ее, добрый Ань. Во имя милости и справедливости.

— Сделаю все, что могу, — кивнул небожитель. Он развязал стягивающий его халат алый пояс и положил его одним концом на лоб спящей девочки, а другой приложил к своему сердцу. И алый кусок ткани превратился в громадную пульсирующую вену, по которой заструилась от Небесного Чиновника к принцессе сверкающая эманация. Личико спящей девочки порозовело, с него исчезли следы страха; маленькая принцесса задышала глубоко и ровно, будто спала в собственной постельке и видела хороший сон. Чиновник повязал чудесный пояс обратно.

— Вот и все, — сказал он призрачной Юй. — Она наполнена жизненной силой, которая поможет ей не падать духом ни при каких обстоятельствах. Увы, ей долгое время придется идти по жизни в одиночестве.

— Я бы хотела сопровождать ее! — воскликнула Юй. — Бедное дитя! Что ее ждет?! Сердце покрывается изморозью оттого, что пришли в Яшмовую Империю времена лжи и смерти. Как выжить принцессе?

— Она выживет, не беспокойся, за этим-то я буду следить неустанно, — сказал Небесный Чиновник Ань. — Тебе же, Юй, следует стать поддержкой и опорой своей несчастной госпоже — императрице Нэнхун.

— Я всего лишь призрак, — вздохнула Юй. Небесный Чиновник впервые за всю встречу позволил себе усмехнуться.

— Если ты всего лишь призрак, то как смогла вынести из дворца принцессу Фэйянь, да еще не куда-нибудь, а в рощу гинкго!

— Я и сама этого не поняла, господин, — пожала плечиком Юй. — Просто...

Небесный Чиновник извлек из рукава светящийся свиток с печатью и помахал им в воздухе.

— Вот это, — произнес он с некоторой торжественностью в голосе, — заверенное печатью самого Небесного Министра утверждение госпожи Юй по прозвищу Расторопные Тапочки...

— Туфельки...

— ... Туфельки, на должность Небесной Чиновницы. Распоряжение дано в связи с благочестивой и самоотверженной жизнью госпожи Юй, а также по причине ее мученической кончины, принятой за верность императорской династии.

— Я — Небесная Чиновница? — изумилась Юй.

— Да, только поверь — это должность хлопотная. Хотя дает много возможностей для творения добрых дел, восстановления справедливости и всего прочего. Так что не оставляй свою госпожу, Юй. А я, как смогу, буду наблюдать за девочкой. Кстати, одного я не смог изменить.

— Чего?!

— От сильного потрясения девочка онемела. Боюсь, что речь к ней долго не вернется. Но, если рассудить, оно и к лучшему, Юй. Пусть принцесса молчит о том, что знает, ведь она вступает в мир, где ее могут подслушать уши убийцы. А придет время — она заговорит, и слова ее восстановят попранную справедливость. Но нам пора. Скоро рассвет, и он принесет принцессе Фэйянь новую жизнь.

Вспыхнула молния — это цилинь вернулся за хозяином. Другой такой же цилинь принял на свою Радужную спину Небесную Чиновницу Юй. Дивные существа взмыли в небо и там расстались: Юй возвращалась во дворец служить низложенной Нэнхун.

А стихающий ветер принес в рощу гинкго рассвет Прекрасный, как и все прочие рассветы, он нес надежду и восторг, несмотря на то что на земле воцарилась ложь и злоба.

С рассветом роща гинкго наполнилась шумом и голосами — это вышли на работу сборщики листьев. Всем известно, что листья Дерева Бессмертия обладают множеством целебных и даже волшебных свойств. Поэтому раз в четыре луны, не чаще, сборщики листьев гинкго появляются с плетеными корзинами и трудятся от зари до зари, чтобы потом продавать листья в городах — особенно хорошо за листья гинкго платят лекари, составители разных целебных порошков, да еще приезжие, которым все в Яшмовой Империи кажется диковинкой.

Старуха Ван всегда собирала листья у самого древнего дерева. Женщине было уже за семьдесят, и в умении из всего извлечь свою выгоду ей не нашлось бы равных во всей Яшмовой Империи. Старая Ван жила неподалеку от священной рощи гинкго и потому считалась сборщицей листьев, но, кроме того, она была еще и свахой, и сводней, и первой деревенской сплетницей; давала деньги в рост и даже, как судачили в деревне, укрывала краденое. Жила Ван одна в крепком каменном доме, хотя у остальных деревенских жителей дома были деревянные, а то и вообще из тростника. По двору у нее днем и ночью бегали три злющие собаки, готовые разорвать на клочки всякого, кто осмелится даже малость приоткрыть калитку. Старуха любила бедно одеваться и громко жаловаться на то, чти живет она впроголодь, бедствует, того и гляди, помрет от жестокой нищеты... Вот она-то и наткнулась на спящую между корней тысячелетнего дерева маленькую девочку.