К. Паркер - Пробирная палата

Бардас кивнул.

Рихтовщик положил пластину на железный шар и принялся легонько постукивать по ней своим странным молотком. Похоже, он совсем не прикладывал силы, позволяя инструменту падать под действием собственной тяжести.

– Весь фокус в том, чтобы не бить сильно, нужно просто давать молотку упасть: этого вполне достаточно. Поэтому я и держу его по-особенному, между средним пальцем и основанием большого. Видите? – Он поднял правую руку, демонстрируя прием. – Ну, хотите попробовать?

Бардас замешкался с ответом, потом кивнул.

– Давайте, – сказал он, протягивая руку к молотку. – Так? Я правильно взял?

Рихтовщик покачал головой:

– Вы его держите, сжимаете. Сжимать не надо, вы же не собираетесь душить эту штуковину. Просто возьмите так, чтобы чувствовать контроль. Вот… так, теперь вы, похоже, усвоили урок. Все просто, как только поймешь, в чем тут смысл. Но, с другой стороны, от природы навык не дается никому.

– Странно, – сказал Бардас. – Никогда бы не подумал, что, постукивая молоточком из кожи, можно придать форму стальной пластине.

Мужчина рассмеялся:

– В этом-то и заключается суть дела. Тысячи и тысячи легких постукиваний вот этим кожаным бойком делают эту чертову штуку настолько прочной и мелкозернистой, что от нее отскакивает даже шестифунтовый топор. – Он снял пластину со стального шара и провел по ней пальцем. – Почти как в жизни, верно? Чем больше из тебя вышибают дерьма, тем труднее тебя убить.

– Нет, нет, – говорили они ему, и голоса их звучали так искренне-возмущенно, – это нельзя называть гражданской войной, это мятеж. Вот если бы они выиграли, то тогда была бы гражданская война.

Победа была не из тех, которыми Темрай мог бы гордиться, но его новые соседи, власти провинции, желали выразить свое удовольствие по поводу того, что все закончилось столь счастливо, и победителем стал тот, кто стал. Что ж, таков дипломатический порядок, и с ним ничего не поделаешь. Вполне хватило бы простого письма или посланца с пергаментом. Зачем присылать целую делегацию во главе с проконсулом? Хотя, строго говоря, заместитель проконсула Аршад подробно объяснил, что в соответствии с дипломатическим протоколом личное присутствие старшего по рангу дипломата необходимо, а посылка чиновника более низкого уровня могла бы быть сочтена намеренным оскорблением или по крайней мере проявлением невежливости, неуважения или плохих манер. Проконсул еще долго и детально разглагольствовал об особенностях политического устройства провинции, различиях между губернатором и директоратом и роли канцлера Империи, осуществляющего непосредственный надзор.

– Понимаю, – ответил Темрай, слегка кривя душой. – Что ж, очень любезно с вашей стороны проделать такой путь, но, как видите, я в целости и сохранности, как и все остальные мои старшие офицеры и министры. В общем, никто не пострадал.

Он замолчал, не зная, о чем еще говорить. Из всех людей, с которыми вождю довелось встречаться на протяжении долгой и богатой событиями жизни, заместитель проконсула Аршад был наиболее бесчеловечным. Когда проконсул говорил, слова, казалось, доносились откуда-то издалека. Темрай чувствовал, что должен что-то сказать, чтобы заполнить брешь в природе, возникшую с появлением этого человека.

– Конечно, – продолжал вождь, – это ужасно, мы дрались с теми, кого считали своими друзьями, даже своей семьей. Буду с вами совершенно откровенен, я до сих пор не вполне уверен, из-за чего все началось. Наверное, так просто случилось. Вроде бы только что мы были на одной стороне, хотели одного и того же, стремились к одной цели, разве что не вполне соглашаясь в путях ее достижения. Но потом, прежде чем кто-то успел что-то понять, они ушли из лагеря, ушли неизвестно куда, забрав лошадей, овец и коз. Ладно, если бы они просто не захотели оставаться здесь, в конце концов, у них было право самим все решать. Но они же стали доставлять нам всевозможные неприятности: ничего особенного, нет, но неудобств хватало. Они, например, не позволяли нашим людям поить скот в реке, которую без всякого на то основания объявили своей. Глупо. Разве из-за этого стоит обнажать оружие? Даже спорить не о чем. Мы могли бы просто подняться чуть выше – или, если уж на то пошло, опуститься ниже по течению, и все были бы довольны.

Но получилось иначе. Сначала холодность, отчужденность. Потом ссоры, перебранки. Потом драка. Мелочь, не более того, но один человек погиб, и мне пришлось вмешаться. Оглядываясь назад, я постоянно спрашиваю себя, мог ли поступить иначе. Мог ли повернуть ход событий и предотвратить то, что случилось. Мог ли я не раздувать пожар? Наверное, мог. Но я выбрал другой путь. Я стал требовать, чтобы человек, нанесший роковой удар, был выдан нам и ответил за содеянное. Они отказались, и я послал своих людей, чтобы захватить его. И снова столкновение… – Вождь покачал головой. – Боги знают, так не должно было произойти, но произошло. И вот мы здесь, оглядываемся на нашу первую гражданскую войну. Мне представляется, что это знак того, как далеко мы зашли. Я хочу сказать, что, наверное, такие вот вещи и определяют нацию.

Темрай прикусил губу, он и сам не верил, что смог произнести такую тираду. Но заместитель проконсула Аршад сидел напротив и вытягивал из него слова, как ребенок, присосавшийся к яйцу. Вероятно, ради этого он и явился. Но вождь не видел смысла в предпринятых его гостем усилиях. Все равно что намеренно вскрыть вену.

– Весьма прискорбно, что события пошли именно таким путем, – сказал наконец Аршад, слегка вытягивая шею, хотя тело его осталось неподвижным. Лицо проконсула уродовал ужасный шрам, шедший от уголка левого глаза к мочке уха, и Темрай, как ни старался, то и дело смотрел на него и ничего не мог с собой поделать. – Давайте будем надеяться, что, справившись с возникшей проблемой быстро и решительно, вы эффективно предотвратили формирование любой возможной оппозиции тому, что мы рассматриваем как крайне нужную и позитивную программу социальных реформ. Как вы сами заметили, если ваши действия гарантировали невозможность повторения чего-либо подобного в ближайшее время, то у вас есть полное право испытывать определенное удовлетворение.

– Спасибо, – сказал Темрай, ловя себя на том, что не знает толком, за что именно благодарит этого необычного человека.

На самом деле он хотел, чтобы и Сын Неба, и его мрачная свита уехали побыстрее и больше не возвращались. Возможно, у дипломатов существовал свой особый язык, на котором это пожелание прозвучало бы не оскорбительно и не дало повода к войне, но даже если такой способ выражения и был известен узкому кругу лиц, никто из этих посвященных не собирался делиться с вождем своими секретами.