Майкл Муркок - Дочь похитительницы снов

– Добро пожаловать, принц Эльрик, – приветствовал меня веселый молодой голос. – Твое чутье тебя не подводит.

– По-всякому бывает, – отозвался я, проходя в дверь. За дверью находилась просторная комната с низким потолком: черные стропила, белые стены, на полу роскошный ковер, на стенах шпалеры, с замечательным мастерством передававшие сценки из повседневной жизни. Меня поразило это несоответствие обстановки убогому виду хижины снаружи.

Из соседней комнаты, вытирая испачканные в муке руки, появилась молодая женщина. Мука серебристым дождем осыпалась на ковер. Женщина наморщила носик, чихнула, извинилась и прибавила:

– Принц, я ждала тебя целую вечность. Я молчал, ибо слова не шли на ум. Передо мной стояла женщина, облик которой до боли напоминал мой собственный. Точеные черты, раскосые глаза, маленькие, слегка заостренные кверху уши. Глаза – алые, как спелая клубника, кожа цвета выбеленной временем слоновой кости. Белые волосы густыми прядями ниспадали на плечи. Одета она была по-простому – штаны да рубаха, поверх которой накинут грубый холщовый фартук.

– Мой друг Джермейс показал тебе верный путь, – заметила она с улыбкой. Похоже, ей нравилось мое замешательство.

– Это тот коротышка?

– Ты с ним еще встретишься.

– Наверное.

– Мы все рано или поздно встречаемся. Когда наши судьбы начинают меняться. Порой изменения едва заметны, а порой меняется вся жизнь и рождается новая история. Новый миф переплетается со старым. И возникает новый сон.

– Я сплю. Ты мне снишься. И наш разговор – только сон. Значит ли это, что я сошел с ума? Неужто заклятье, усыпившее меня, похитило вдобавок мой разум?

– Все мы снимся друг другу, принц Эльрик. У каждого свои сны, и в этих снах мы враждуем со всем, что нас окружает, пытаясь выделиться из общей картины.

И жесты у нее были мне знакомы. Где я видел эту женщину?

– Госпожа, окажи мне честь, соблаговоли назвать себя.

– Сестры зовут меня Белым Зайцем. Я выросла среди оборотней и похитительниц снов. А матушка дала мне имя Оуна, по обычаю предков.

– Ее зовут Оуне?

– Оуне, похитительница снов. А я – Оуна, дочь похитительницы снов. А мою дочь будут звать Оунни.

– Дочь Оуне? – я помедлил. – Выходит, я – твой отец?

Женщина расхохоталась и шагнула ко мне – Наконец-то ты догадался.

– Я не знал, что.., э.., так вышло.

– Вышло, вышло, отец.

Меня словно обухом по голове ударило. Или окатило волной. Отец! Такой удар нелегко выдержать. Хотелось закричать, от всего отказаться, хотелось проснуться и забыть этот страшный сон. Но в то же время я знал, что Оуна не лжет. Достаточно было посмотреть на нее, чтобы удостовериться в правдивости ее слов. Весь ее облик говорил о том, что она – моя дочь. С Оуне, ее матерью, мы вместе когда-то искали Жемчужную Твердыню. Я мимоходом влюбился и…

Внезапно мне пришла мысль, которая вновь пробудила сомнения.

– Прошло мало времени, – проговорил я. – Ты слишком взрослая, чтобы быть моей дочерью.

– В разных плоскостях, отец, время течет по-разному. Ты, видно, забыл, что время – не прямая дорога; время – океан. Кажется, вы с мамой подружились именно в этом мире?

Мне понравилась ирония, прозвучавшая в ее словах.

– А твоя матушка?.. – я не докончил фразу.

– У нее нынче другие дела, хотя изредка она и навещает Край Времени.

– Она родила тебя здесь?

– Да. И не только меня. Нас было двое.

– Двое?

– Близнецы. Так она мне рассказывала.

– А где второй? Умер?

– Не знаю. Что-то случилось вскоре после нашего рождения. Мама не захотела вдаваться в подробности, сказала лишь, что нас разлучили. Что мой близнец ушел. Вот и все, что мне известно.

– Похоже, судьба близнеца тебя не слишком заботит.

– Время лечит раны, отец. Я долго считала, что мой близнец у тебя, что ты растишь его и воспитываешь, но недавно убедилась, что это не так, – она потянула носом и вдруг метнулась на кухню, откуда донесся аппетитный аромат пирога с крыжовником. Я усмехнулся. До чего же приятно вернуться к простым человеческим удовольствиям – хотя бы и во сне!

Поскольку это был сон, я не нашел ничего удивительного в том, что меня пригласили к столу и накормили свежеиспеченным хлебом и свежевзбитым маслом, положили чандры, приправленной пряным соусом, а на десерт посулили пирог и глоток гласа.

Теперь мне и в голову не приходило подозревать Оуну в обмане. Происки Порядка вынуждали к осторожности, но не здесь; в этой диковинной хижине, рядом со своей взрослой дочерью, я чувствовал себя в безопасности. Родная кровь – мне ли не узнать ее? Будь Оуна оборотнем, лживым порождением Хаоса, я бы мгновенно это ощутил.

И все же внутренний голос настойчиво твердил, что я не раскусил интригу Порядка, из-за чего оказался побежден и ввергнут в свое нынешнее состояние. Так стоит ли по-прежнему полагаться на чутье? Может, я давно его утратил и лишь теперь начинаю понимать, что со мной произошло? Может, Оуна все-таки – очередная иллюзия, сотворенная, чтобы похитить остатки моей души?

Мой нрав не позволял мне осторожничать. И потом, осторожностью ничего не добьешься. Как ни крути, особого выбора у меня не было, в этой хижине на краю бездны, в непосредственной близости от паутины лунных дорог.

– Значит, ты не ведаешь, что сталось с твоей сестрой?

– Сестрой? – с улыбкой переспросила Оуна. – Отец, с чего ты взял, что у меня была сестра? Матушка родила меня и моего брата.

– Брата? – по спине побежали мурашки – то ли от страха, то ли от восторга. – Выходит, у меня и дочь, и сын?

– Наверное, тебе лучше было не знать о нем, отец. Если он мертв – а я боюсь, что оно так и есть, – твоя радость обернется мукой.

Я отмахнулся от ее слов. Сын, у меня есть сын! Это главное, а страдать будем потом – если, конечно, придется.

Сын и дочь. Я с любовью поглядел на Оуну, испытывая невероятную сумятицу в мыслях. И сделал то, от чего пришел бы в ужас любой мелнибонэец, – притянул девушку к себе и крепко обнял. Она прижалась к моей груди – чуть стеснительно, будто тоже не привыкла выказывать свои истинные чувства. Но моя ласка была ей приятна.

– Ты – похитительница снов, – сказал я задумчиво.

Она затрясла головой. На ее отразились смешанные чувства.

– Нет, я всего лишь дочь похитительницы снов. Меня учили ремеслу, и кое-что я умею, но призвания в себе не ощущаю. По правде говоря, отец, я порой словно разрываюсь на части. Что-то во мне, можно сказать, восстает против матушкиного ремесла и всего, что с ним связано…

– Твоя матушка не раз выручала меня, когда мы с ней искали Жемчужную Твердыню, – Эльрику ли Мелнибонэйскому не знать, что такое душевные терзания?

– Она часто вспоминала о вашем путешествии. И о тебе, отец, отзывалась тепло, что просто удивительно, если учесть, сколько у нее было любовников за минувшие годы. Сдается мне, ты единственный, от кого она завела ребенка.