Маргарет Уэйс - Огненное море

Эпло не сомневался в том, кто одержит верх, если между ними произойдет схватка; более того, он предполагал, что Альфред тоже знает это. Однако же магический поединок требует времени. К тому же внешняя сторона этого поединка между двумя существами, наиболее близкими к богам из всех известных меншам, несомненно, оповестит об их присутствии всех, кто находится в пределах видимости и слышимости.

Кроме того, хорошенько поразмыслив, Эпло решил, .что и не хотел оставлять сартана на корабле. Конечно, прикажи он, и пес мог бы просто придушить Альфреда – но очень уж патрину не нравилось, как этот сартан отозвался о собаке. «Я знаю о псе», – так он сказал. А что он знает? Чего там знать? Пес – это пес. И не больше, хотя однажды он и спас Эпло жизнь.

Патрин причалил у тихого пустынного пирса. Он был настороже – ждал встречи со здешними обитателями, ждал, что они пожелают узнать, зачем патрин прибыл сюда, – пусть даже это будет просто прохожий, влекомый любопытством, а не вооруженная городская стража…

Но никто так и не появился. Эпло мало знал о портах и портовых законах, однако же счел это дурным знаком. Либо все здесь спали и им было совершенно наплевать, что происходит в их гавани, либо, как и предполагал Альфред, город был пуст. А когда жители покидают город, тому обычно есть причина. И ничего хорошего подобное положение дел путешественникам не сулило.

Причалив, Эпло провел рукой над рулевым камнем, и руны угасли. Патрин снова водрузил каменную сферу на прежнее место и начал готовиться к высадке. Порывшись в вещах, он нашел сверток полотна и тщательно обмотал полосами ткани кисти рук и запястья, пряча рунную вязь от нескромных глаз.

Рунная татуировка покрывала почти все тело патрина, потому и одеваться ему приходилось соответственно – он носил рубаху с длинными рукавами, кожаную куртку, кожаные же штаны, заправленные в высокие сапоги, а шею заматывал шарфом. На сумрачном, решительном, чисто выбритом лице его никаких знаков не было, не было их ни на ладонях, ни на пальцах, ни на ступнях. Здесь рунная магия могла оказаться под влиянием чувств – осязания, зрения, обоняния, слуха – или под влиянием мыслительной деятельности. – Мне любопытно, – проговорил Альфред, с интересом наблюдавший за Эпло, – зачем вы так тщательно скрываете руны? Века прошли с тех пор, когда… как… – Он умолк, явно не зная, как продолжить. – С тех пор, как вы бросили нас в камеру пыток, Которую называете тюрьмой? – закончил за него Эпло, .одарив Альфреда ледяным взглядом. Сартан склонил голову:

– Я не знал… я не понимал. Теперь понимаю. Мне… мне очень жаль.

– Понимаешь? Как ты можешь понять – ты, никогда не бывший там?..

Но тут Эпло умолк, снова задумавшись: а где Альфред провел путешествие через Врата Смерти?

– Что я тебе обещаю, – отогнав досужие размышления, заявил он, – так это что тебе действительно станет очень жаль. И скоро. Посмотрим, сколько ты сможешь прожить в Лабиринте. А что до твоего вопроса – я одеваюсь так, потому что здесь могут найтись такие, скажем, как ты – те, кто помнит патринов. Мой Повелитель не хочет, чтобы кто-либо вспоминал о нас – по крайней мере пока.

– …есть такие, как я, – те, кто вспомнит и пожелает остановить вас. Вы ведь это хотели сказать, не так ли? – Альфред вздохнул. – Я не могу остановить вас. Я один. Из того, что я слышал от вас, я делаю вывод, что вас много. Вы не нашли никаких следов моего народа на Приане, верно?

Эпло бросил на сартана острый взгляд, заподозрив в его словах какой-то подвох, хотя и не мог представить, какой. Внезапно он снова увидел с чудовищной отчетливостью ряды саркофагов, заключавших в себе людей. Молодых, красивых. Мертвых. Он осознал, что отчаяние и одиночество толкнули Альфреда к тому, чтобы совершить путешествие на Арианус, обшарить весь этот мир – от королевств проклятых чародеев до земель Гегов, более подобных рабам, нежели свободным людям. Он ощутил чудовищную боль осознания – осознания того, что он один остался в живых; его народ, все их надежды, чаяния и мечтания – все было мертво.

«Что же произошло? Как мог исчезнуть целый народ – могущественные, подобные богам существа? А если подобное несчастье обрушилось на сартанов – не может ли оно постигнуть и нас?»

Внезапно разгневавшись на самого себя, Эпло отогнал навязчивые мысли. Патрины выжили в земле смерти, где все они должны были погибнуть, – не есть ли это подтверждение их права, их правоты? Они оказались самыми могущественными, мудрыми – единственно достойными того, чтобы быть правителями Вселенной.

– Я не нашел никаких следов сартанов на Приане, – ответил он Альфреду. – Никаких – кроме построенного ими города.

– Города? – Во взгляде Альфреда появилась надежда.

– Заброшенный пустой город. Давно заброшенный. Они оставили послание; там говорилось о какой-то силе, которая гонит их прочь.

На лице Альфреда отразилось недоверие.

– Но это невозможно. Что же это могла быть за сила? Нет силы – кроме, быть может, вашей, – которая могла бы уничтожить нас или хотя бы помешать нам…

Эпло, заматывавший тканью правую руку, сдвинул брови и угрюмо взглянул на сартана. Похоже, Альфред был искренен; однако же Эпло путешествовал с этим сартаном по Арианусу и имел случай убедиться, что тот вовсе не был таким уж простачком, как казался на первый взгляд. По крайней мере, Альфред понял, что Эпло – патрин, гораздо раньше, чем сам Эпло разгадал в нем сартана.

Если Альфред и знал что-либо о подобной силе, он не говорил о ней. Ничего, Повелитель Нексуса вытрясет из него все.

Эпло аккуратно спрятал концы бинтов под манжеты рубахи и свистнул псу, мгновенно вскочившему на ноги.

– Ты готов, сартан? – Альфред удивленно моргнул:

– Да, я готов. И, коль скоро мы говорим на языке людей, было бы лучше, если бы вы называли меня по имени, а не «сартаном».

– Гром и молния, я даже пса не зову по имени, а уж он-то значит для меня гораздо больше, чем ты!

– Но здесь могут быть те, кто помнит не только патринов, но и сартанов…

Эпло прикусил губу: в словах Альфреда был смысл.

– Хорошо, пусть будет Альфред. – Он постарался, чтобы это имя прозвучало возможно более оскорбительно. – Хотя ведь это не настоящее твое имя, верно?

– Нет. Я просто выбрал это имя. В отличие от вашего мое истинное имя прозвучало бы слишком странно для слуха меншей.

– И каково же твое истинное имя? Твое сартанское имя? Если тебе интересно, я знаю ваш язык и могу говорить на нем – хотя мне это не слишком-то нравится.

Альфред выпрямился:

– Если вы говорите на нашем языке, то знаете, что произнести имя значит произнести руну и воззвать к ее силе. А потому наши истинные имена известны только нам самим и тем, кто нас любит. Имя сартана может произнести только другой сартан. Как ваше имя, – Альфред поднял тонкий палец и указал прямо на Эпло, – начертано на вашей коже и может быть прочтено только теми, кого вы любите и кому доверяете. Видите, я тоже говорю на вашем языке. Хотя и не люблю этого.